Лишь в 1854 году католики, иудеи и прочие нонконформисты получили официальное разрешение учиться и работать в университете. Отмена присяги на тридцати девяти догматах Англиканской церкви не в последнюю очередь явилась результатом Оксфордского движения.
Но движение настигло Оксфорд с другой стороны – со стороны железной дороги, хотя и с опозданием, как это часто бывает в Англии. До 1844 года университетские доны категорически отвергали идею ее постройки. Почтовые экипажи тогда доезжали до Лондона за шесть часов – к чему давать студентам возможность добираться до соблазнов столицы еще быстрее?
Университет жестко противостоял предложению железнодорожной компании Great Western Railway разместить в Оксфорде вагоностроительный завод. В 1865 году предложение принял Суиндон. Сначала казалось, что в городе «грезящих шпилей» у индустриальной революции нет шансов. Правда, в 1790 году здесь, как и повсюду в Англии, все-таки прорыли канал. Связь с Ковентри и угольными месторождениями графств центральной Англии внесла весомый вклад в экономическое развитие города, несмотря на сопротивление университетских донов. Тем не менее первый опыт сотрудничества между town и gown с того самого несчастливого дня Св. Схоластики состоялся.
Основу оксфордского богатства в Средние века в основном обеспечивали суконщики. Когда они перекочевали в сельскую местность, от утраты промысла выиграли разве что колледжи, которые смогли купить лучшие земельные участки в центре города. К середине xix века университету принадлежало уже свыше тридцати гектаров земель, более половины старого города. Горожане ютились в узких улочках за Хай-стрит или в нездоровых предместьях. Неоднократно там вспыхивали эпидемии холеры, даже в трущобах квартала Сент-Эббе, в центре которого стоит собор Крайст-Черч. Между 1801 и 1851 годом население города удвоилось и достигло двадцати пяти тысяч человек. Правда, в рабочих кварталах царила бедность. В Оксфорде xix века упоминания достойна лишь одна отрасль промышленного производства – книгопечатание. И самым крупным работодателем (семьсот пятьдесят рабочих мест) выступает университетская типография.
Название Oxford University Press отражает блеск своего владельца и носит его герб: между тремя коронами раскрытая книга с семью печатями и девизом «Господь – свет мой». То, что со Словом Божиим творятся благие дела, было известно еще архиепископу Лауду. В 1636 году он закрепил за своим университетом монопольное право на распространение Библии в «авторизованной редакции» и особую королевскую привилегию – возможность печатать «книги всех мастей». В xix веке Библии и молитвенники были бестселлерами: их тоннами отправляли на кораблях в Америку и в самые глухие уголки Британской империи. Потом пошли школьные учебники, антологии, энциклопедии, лексиконы, ну и, конечно, легендарный «Оксфордский словарь английского языка». Оксфордские книги превратились в бренд, а Oxford University Press – в самое большое университетское издательство в мире.
Но как обстояло дело с условиями труда печатников? В 1830 году издательство вместе с типографией переехало в роскошное здание в предместье Иерихон. Наряду с профессиональными рабочими в типографии работали сотни детей – запреты, действовавшие на фабриках, на нее не распространялись. Мальчики-наборщики, едва достигшие десятилетнего возраста, работали по двенадцать часов в сутки за пять шиллингов в неделю, а некоторые и за половину этой суммы. Их называли наборными дьяволятами. В шестнадцать лет их увольняли, чтобы не платить полную зарплату. Впрочем, в других типографиях викторианской эпохи дела обстояли не лучше. А сейчас? Оксфордские книги печатаются по всему миру, но только не в Оксфорде: в 1989 году университет закрыл типографию по причине неконкурентоспособности.
С тех пор как писатель Уильям Кобетт, посетивший Оксфорд в 1829 году, с презрением отвернулся от колледжей – от «трутней, которых там содержат, и пчел, которых выпускают», – то есть с начала 1830-х, критика академических «башен из слоновой кости» лишь усилилась. Университетская реформа 1854 года модернизировала систему управления и график занятий. В учебный план были включены естественные науки, расширились возможности поступления для неимущих. Двадцать пять лет спустя в Оксфорде появились первые студентки. В 1877 году были сняты еще некоторые ограничения, в том числе запрет на брак для членов конгрегации колледжей. Только тогда в Оксфорде закончилось Средневековье.
К 1900 году население города достигло почти пятидесяти тысяч человек, намного превзойдя по численности университет. В последнем насчитывалось около двух тысяч пятисот студентов, и все они ездили на велосипедах. Из этого увлечения вырос старейший из существующих ныне союзов – Университетский клуб велосипедистов, основанный в 1877 году. Самая высокая в Англии плотность велосипедистов достигается во вполне определенной точке Оксфорда: на перекрестке возле таверны King’s Arms в конце Брод-стрит. Только в Ханое велосипедистов на улицах больше, чем в Оксфорде. Количество велосипедистов не ускользнуло от внимания и некоего смышленого горожанина, который уже в четырнадцать лет начал ремонтировать студентам велосипеды, в 1901 году открыл собственный велосипедный магазин на Хай-стрит, а впоследствии стал одним из самых успешных автопроизводителей. Это был Уильям Ричард Моррис, лорд Наффилд. В доме № 21 по Лонгуолл-стрит, напротив Оленьего парка Магдален-колледжа, до сих пор находится старый гараж Морриса, материнская ячейка торговой марки MG.
В 1913 году первый «Моррис» въехал в Оксфорд с завода, расположенного в городском предместье Каули. Это был маленький, недорогой и невероятно популярный «Моррис» со вздернутым носом. Вскоре с конвейра сходили уже более ста тысяч автомобилей в год.
Другой Уильям Моррис, «увенчанный цветами», после учебы в Оксфорде проповедовал союз искусств, ремесел и социализма, в то время как его тезка впервые обеспечил в городе полную занятость и хорошие зарплаты.
В 1936 году предприятие Морриса стало самым большим автомобильным заводом в мире, за исключением разве что американских. После 1945 года из Оксфорда вышли еще две успешные модели: «Моррис-майнор», ставший в Англии символом послевоенных лет, и «Остин-мини», на котором в «свингующие шестидесятые» ездили абсолютно все – от Твигги до лорда Сноудона. Тогда, в пору расцвета, на автомобильном и сталелитейном заводах в Каули работали почти тридцать тысяч человек. А в 1994 году, когда заводы купила компания BMW, после многочисленных слияний там оставалось всего несколько тысяч работников. А ведь модель, построенная на базе «Остина-мини» – английский автомобильный бестселлер в Японии, – и поныне сходит с конвейера в Каули.
В годы бума «Моррисов» рядом с town и gown вырос и третий Оксфорд – мотополис, как назвал его Джон Бетджемен. В ту пору город Оксфорд стал латинским кварталом Каули, а университет – придатком индустриального города. Это был «мир внутри мира», как вспоминает тогдашний студент Стивен Спендер: «Единственной частью города, где университет оставался Оксфордом, был весьма ограниченный мирок колледжей, церквей, конференц-залов и старых зданий, вкрапленных в красно-кирпичное море индустриального Оксфорда, по которому, подобно кораблям Нового времени возле островов Греции, скользили грузовые и легковые автомобили».
