Трое безработных гуманитариев из Оксфорда однажды встретились в Лондоне. Во избежание голодной смерти они договорились тянуть жребий. Тот, кому выпадет самая короткая соломинка, кончает жизнь самоубийством. Двое других, чьи соломинки чуть длиннее, продают труп «для нужд естествознания». Сказано – сделано. Погрузив мертвого однокашника в телегу, двое уехали. Через немалое время они жаловались: «Безнадежно. Все хотят естествоиспытателя из Кембриджа!». В анекдоте, придуманном «пролетариатом академической элиты», речь идет не просто о лондонском рынке рабочих мест, а о чем-то более важном: о конкуренции между Оксфордом и Кембриджем. Соперничество их гораздо старше, чем знаменитые лодочные гонки, и много сложнее, чем крикет. «Если бы Оксфорд не был самым прекрасным, что есть в Англии, Кембриджу стало бы несколько легче», – сказал Генри Джеймс. Но действительно ли Оксфорд и Кембридж так сильно отличаются друг от друга? Или даже сильнее, чем предполагают сами?
Оба городка расположены на берегах рек: Кема
[13] (Кембридж) и Темзы (Оксфорд). Основанные вблизи переправ и мостов, оба довольно быстро превратились в торговые центры с собственными ярмарками и рынками. Однако расположение Оксфорда несколько удобнее – в самом центре Англии, в урбанизированной долине Темзы, вблизи королевских резиденций. Кембридж лежит несколько в стороне, в изоляции и глуши, по сей день оставаясь спокойным городком. Он совершенно иной, чем индустриальный Оксфорд. Эти два города, в сущности, ничто не связывает; между ними нет даже нормальной дороги. Объединяет их только одно: университеты (которые, правда, местным жителям нужны меньше всего). Когда в городках возникли университеты, их развитие пошло разными путями. В результате Оксфорд – это город с университетом, а Кембридж – университет, тянущий на буксире небольшой городок.
Но и двигаясь каждый своей дорогой, Оксфорд и Кембридж теперь неразрывно связаны друг с другом, словно Адам и Ева. И хотя библейская история о происхождении Евы из ребра Адама уже не возмущает ни одну феминистку, только попробуйте напомнить кембриджцу, что его университет был основан выходцами из Оксфорда! Дата: 1209 год. Повод – весьма темный. Возможно, убийство. Это отнюдь не назидательная история. Кембридж – оксфордская колония, филиал, открытый почти через сто лет после начала учебного процесса в самом Оксфорде! Такие опоздания нельзя наверстать. Те, у кого есть старшие братья или сестры, знакомы с проблемой. Ты навсегда остаешься вторым, даже если часто бываешь первым. Зато небольшая оплошность в рождении, если так можно сказать, порождает бесконечную конкуренцию, окрыляет фантазию, дарит удивленному миру прекрасное зрелище подлинной борьбы: на полях науки, спорта, политики, искусства, риторики и других, порой совершенно абсурдных.
«Оксфорд – для овладения искусствами, Кембридж – для овладения наукой»; там гуманитарии, тут естественники. Формулы подобного рода, сколь бы ни были они популярны, описывают имеющиеся различия не более чем наполовину. В нынешнем Оксфорде естественно-научная традиция, восходящая к Роджеру Бэкону, столь же сильна, хотя теология и играла ведущую роль там несколько дольше, чем в университете, выучившем Ньютона и Дарвина. Или, к примеру, математика – тоже одна из сильных сторон Кембриджа. Однако самого удивительного математика в мире выучил Оксфорд: это Льюис Кэрролл, заманивший свою Алису из Страны чудес в волшебное пространство по ту сторону самой возможности сравнения. В трезвомыслящем Кембридже на тридцать лет раньше, чем в Оксфорде, был основан технопарк с прибыльными фирмами по разработке высоких технологий.
Среди выпускников Кембриджа больше нобелевских лауреатов, а вот премьер-министры чаще получаются из оксфордцев. Эттли, Иден, Макмиллан, Дуглас-Хоум, Уилсон, Хит, Тэтчер, Блэр – словно на Даунинг-стрит, 10 расположен филиал Оксфорда.
Но гордый дух Кембриджа не очень впечатлен этим. Оксфордцы верят, что правят миром, в то время как обитателям Кембриджа это безралично. Начиная с 1930-х годов, со времен Стэнли Болдуина, Кембридж не выпустил ни одного премьер-министра. Зато сколько шпионов! Энтони Блант, Гай Бёрджесс и его друг Ким Филби, «третий человек» Грэма Грина
[14], – самые известные шпионы, работавшие на СССР, вышли из левого крыла Кембриджа.
Надо отметить, правда, что именно эта специализация не пробуждает у Оксфорда желания бороться за первенство, хотя там тоже имелась прокоммунистическая агентурная группировка – причем нераскрытая, ибо она никогда по-настоящему не выходила из подполья. Однако предатели 1930-х – чисто кембриджское явление.
Некий оксфордский историк предложил провокационное объяснение: в поисках абсолютной моральной истины кембриджцы гораздо в большей степени склонны к послушному следованию за гуру, чем скептически настроенные обитатели Оксфорда, где куда охотнее подвергают сомнению авторитеты и догмы. «Именно это интеллектуальное различие, как мне кажется, объясняет, почему Кембридж гораздо раньше Оксфорда поддался искушениям и соблазнам абсолютной уве ренности, исходящим от вербовщиков из коммунистической России», – писал Хью Тревор-Роупер.
Корни описанной морали восходят к истории нонконформистского Кембриджа. Там ведь учились и Томас Кранмер, и Хью Латимер, и Николас Ридли – инициаторы и мученики английской Реформации, о которых историк Томас Маколей (выпускник Кембриджа) писал: «Кембриджу выпала честь обу чать прославленных протестантских епископов, всерьез пошатнувших репутацию Оксфорда». Так что оба университета отлично дополняли друг друга.
В Кембридже учились Оливер Кромвель и Джон Мильтон. Это был университет пуритан, а в годы гражданской войны – опорный пункт парламентских войск. Оксфорд же, старинный бастион католичества, превратился тогда в штаб-квартиру Карла I, рупор роялизма. Когда позднее на трон взошли представители дома Ганноверов, Кембридж доказал им свою лояльность, и в подарок «университету вигов» Георг I преподнес роскошную библиотеку. В Оксфорд же он в том же 1775 году направил кавалерийский полк, поскольку ведущее академическое учреждение партии тори все еще проявляло симпатии к католикам и якобинцам.
Тот, кто потратит достаточно много времени на изучение подобных историй, в конце концов придет к убеждению, что в Оксфорде и поныне ощущается англо-католическое наследие барокко: там царит атмосфера более легкомысленная, пронизанная ленью, в то время как в Кембридже процветает более строгий, доходящий порой до педантичности дух пуританства и пуризма. Иными словами, даже дождь там суше, чем в Оксфорде. «В Оксфорде ярче формулировки, в Кембридже глубже мысли», – полагает преподаватель Сомервилл-колледжа Бенджамин Томпсон, хорошо знакомый с обоими университетами. Кембридж славится тем, что воспринимает все слишком серьезно, в первую очередь – себя. В Оксфорде культивируют легкость мысли, слабость к чудакам, эксцентрикам и к прочим безнадежным случаям. Разобраться в тонкостях помогает «испытание Монти Пайтона»
[15]. Знаменитый секстет классических английских комиков, за единственным исключением, состоит из выпускников Оксбриджа. Каждый выбрал себе стиль и амплуа в соответствии с alma mater. Оксфордцы (Майкл Пейлин и Терри Джонс) ведут себя абсурдно и зрелищно, однако проявляют при этом сердечность, а кембриджцы (Джон Клиз, Грэм Чепмен и Эрик Айдл) логичны, бесцеремонны и полны сарказма. В целом же «Монти Пайтон» наглядно демонстрирует, как хорошо Оксфорд и Кембридж ладят между собой, взаимно дополняя друг друга, подобно противоположным началам Инь и Ян.
