В Кембридже, по словам Байрона, он провел «может быть, самые счастливые дни» своей жизни. Существенный вклад в это счастье внес пятнадцатилетний певчий из его колледжа, Джон Эдлтон, с которым Байрона связывала, как он писал, «сильная, но чистая страсть». Иметь в бойфрендах мальчиков из хора – тоже традиция Тринити-колледжа, да и вообще гомоэротические связи образовывали в мужском мире колледжей своего рода естественное подводное течение, как впоследствии происходило и в женских колледжах. После ранней смерти своего друга Байрон посвятил ему элегию «К Тирзе».
Еще более известной стала другая дружеская связь, которая началась в том же колледже и закончилась плачем у гроба, тронувшим всю викторианскую Англию.
В 1828 году Альфред Теннисон – близорукий, длинноволосый, несколько робкий студент Тринити-колледжа – познакомился с младшим соучеником, которого вскоре полюбил сильнее, чем ручную змею, жившую у него в комнате. Артур Генри Хэллам, способный к языкам и красноречивый, как и Теннисон, почитал романтиков. Они оба были «апостолами», вместе путешествовали и были счастливы в Кембридже. Внезапная смерть двадцатидвухлетнего Хэллама в 1833 году потрясла Теннисона. В том же году он начал In Memorian A. H. H. – лирический траурный труд, который в конце концов включил в себя сто тридцать два стихотворения – одна из самых больших элегий в английской литературе, которую Т. С. Элиот назвал «поэзией отчаяния, но отчаяния в религиозном смысле». Солдаты и вдовы находили утешение в этих стихах, как и королева Виктория после смерти принца Альберта. В год выхода этой книги, в 1850 году, Теннисон вслед за Вордсвортом стал поэтом-лауреатом, а в 1884 году ему был пожалован титул лорда.
Читать лорда Теннисона сейчас? Непременно, ведь это был гипнотической силы художник, и в форме, и в звуке стиха, выразительный и тревожный голос эпохи. Только прочитайте «Тифона», одно из красивейших стихотворений, которое он начал еще студентом до того, как 1831 году покинул Кембридж, так и не получив ученой степени. «Тифон» – драматический монолог человека, который стареет и не может умереть, потому что боги пожаловали ему бессмертие, но не вечную молодость – «жестокое бессмертие», приобретающее удивительную актуальность в эпоху биогенетики.
Характерным представителем викторианской эпохи был и Эдвард Бульвер-Литтон. Он находил, что Кембридж «чересчур академичен». Благодаря своим историческим романам «Последний день Помпеи» и «Риенци» (которым зачитывался Рихард Вагнер, сделавший из него оперу) Бульвер-Литтон стал самым высокооплачиваемым писателем xix века. Теперь нам напоминает о нем лишь премия, названная его именем, за самое неудачное начало романа.
В своем первом бестселлере «Пэлэм, или История джентльмена» (1828), который ввел в модный обиход так называемую школу серебряной вилки (романов о жизни высшего общества), он рассказывает историю молодого денди Генри Пэлэма, одной из престижных остановок которого был Кембридж: «В моей комнате стояло фортепиано, а частная бильярдная комната находилась в поселке в двух милях оттуда; курсируя между этими двумя способами времяпрепровождения, я отточил свой разум в большей степени, чем можно было ожидать. Но, сказать по правде, от этого места разило вульгарностью».
В отличие от Бульвер-Литтона, его сверстник Уильям Мэйкпис Теккерей, автор общественно-сатирических произведений, по сей день считается одним из главных романистов эпохи. Студенческая жизнь автора «Ярмарки тщеславия» (1848) и «Книги снобов» (1849) в Кембридже была похожа на жизнь героя его романа «Пенденнис» (1848–1850). Он пил, играл, что ни день фехтовал и через пять триместров покинул университет весь в долгах и без надежды на успешную сдачу экзаменов.
С университетских времен Теккерей остался дружен со стариной Фицем (так он называл его), бывшим коллегой по Тринити-колледжу Эдуардом Фицджеральдом, которого в 1859 году знаменитым сделала книга, написанная не им, но переведенная столь блистательно, что авторство книги на английском языке было отдано ему: «Рубайат» перса xii века Омара Хайяма. На побережье Восточной Англии старина Фиц продолжал студенческое бытие как блестящий бездельник, восторгавшийся сильными моряками, если только они походили на «мраморные статуи Фидия в голубых штанах и шерстяных фуфайках». Первый опубликованный Фицджеральдом труд – «Евфранор» (1851) – представляет собой платонический диалог двух кембриджских студентов за пивом и бильярдом в «Трех бочках» о радостях юности и узколобости английского университетского образования.
Из множества писателей, учившихся в Кембридже, ни один не отрицал влияния университета на свое развитие столь категорически, как Джон Каупер Поуис: «Университет не оказал ни малейшего влияния на мой вкус, разум, философские взгляды или характер». По его словам, он был ничем не обязан Кембриджу, но всем – Кембриджширу. Дорога в Или, деревенские кладбища, свекловичные поля, пойменные луга по пути в Гранчестер с их тополями и ивами – «вот мои тьюторы, мои сотоварищи, мои библиотеки, лекционные залы; вот мои готические храмы!». Долгие одинокие прогулки с дубовым посохом по имени Святыня пробудили в Поуисе, который изучал историю в Корпус-Кристи-колледже, но сначала хотел стать священником, литературный дар, «своего рода видение по дороге в Дамаск». Сорок лет спустя в автобиографии 1934 года он опишет это «невыразимое чувство радости спокойного, отрешенного, опьяненного ветром, напоенного воздухом духа», экстаз стихийного познания природы и вещей. В Кембридже с точки зрения поэтики начался путь рассказчика мифических историй Джона Каупера Поуиса.
Самые красивые и остроумные описания Кембриджа принадлежат перу женщины, которая никогда в Кембридже не училась. Ее отец там преподавал, там учились ее братья, и даже со своим будущим мужем она познакомилась в колледже. Без Кембриджа из дочери сэра Лесли Стивена не получилось бы Вирджинии Вулф. Даже кружок «Блумсбери» начинался в Кембридже.
Весной 1900 года Тоби Стивен пригласил своих сестер Вирджинию и Ванессу в свой колледж на майский бал. Они приехали, появились – как в чеховской пьесе – «в белых плать ях и больших шляпах, в руках зонты от солнца; от их красоты буквально замирал дух». Так Леонард Вулф описал свою встречу с Вирджинией Стивен и ее сестрой в комнате друга по Тринити-колледжу. Там и Ванесса впервые встретилась со своим будущим мужем, Кливом Беллом. В его комнатах, в Новом дворе Тринити-колледжа, собирались члены Клуба любителей чтения, чтобы декламировать стихи Мильтона, Шелли и собственные. Вместе с Кливом Беллом в это «Общество полуночников» входили и Леонард Вулф, и Тоби Стивен, и Литтон Стрэчи – ядро будущей группы «Блумсбери». Приходили друзья из Кингз-колледжа – Эдуард Морган Форстер и Джон Мейнард Кейнс, члены пресловутого тайного общества «апостолов», куда в 1902 году были приняты также Леонард Вулф и Литтон Стрэчи. Их связывала безоговорочная вера в разум, интеллектуальную честность, полную открытость как в личных, так и в сексуальных отношениях. По завершении учебы группа кембриджских друзей нашла новое место для встреч – в доме двух сестер Стивен в Лондоне, в районе Блумсбери. А Кембридж получил иронический титул Блумсбери-на-Кеме. «Нет в мире места прекраснее», – писала Вирджиния Вулф в 1904 году. Она любила Кембридж и ненавидела его как олицетворение мужского мира. Лондон был местом ее рождения, но родным для нее стал Кембридж. Ее отец, сэр Лесли Стивен, студент, а потом и член конгрегации Тринити-холла, прототип викторианского ученого, был для Вирджинии Вулф образцом «аналитического духа Кембриджа» и одновременно – олицетворением чувственной недостаточности. Амбивалентность этого места, как и собственного происхождения, она ощущала всю жизнь. «Я рождена в полярном краю Кембриджа, – писала она в 1930 году Этель Смит, – и даже без университетского образования принадлежу к этой тупой аскетичной, пуританской расе».
