Покажу тебе мои списки.
Обещаю.
С любовью, Кэри.
Ну, что бы вы сделали? Что бы сказали?
Он прочел письмо, уйдя вверх по реке, и перечел много раз, и он знал.
После долгих подсчетов он установил, что не появлялся дома семьдесят шесть дней и Амахну станет его будущим, – но пришла пора ехать домой и предстать передо мной.
Дом восемнадцать по Арчер-стрит
Первое, что они сделали, после того как Майкл Данбар взял за себя невесту-сломанный-нос, это перетащили пианино обратно в дом тридцать семь на Пеппер-стрит. На этот раз для этого понадобилась помощь шестерых мужчин-соседей и коробки пива. (А если уж пиво – в этом они не отличались от парней с Бернборо, – то холодное.) Инструмент подкатили к дому с задней стороны, где не было ступенек.
– Вообще-то, надо было вызвать тех ребят, – сказал позже Майкл.
Он положил руку на ореховую крышку, будто они с пианино приятели.
– Выходит, адрес у них все же был правильный.
Пенни Данбар только улыбалась.
Положив одну руку на инструмент.
Другую – на Майкла.
Через несколько лет они переехали и оттуда: купили дом, в который влюбились. Почти рядом, в конном квартале, выходящий двором на дорожки и конюшни.
Они смотрели его в субботу утром.
Дом номер восемнадцать на Арчер-стрит.
Агент, дожидавшийся внутри, спросил их имена. Вроде бы в тот день больше никто не проявил интереса.
Что до самого дома, то там был коридор, была кухня. Три спальни, небольшая ванная и длинный двор позади со старинным сушильным столбом-зонтиком. Майкл с Пенни тут же пустились воображать детишек на лужайке и в саду, буйный хаос детства. Как по ним, так это и был рай; но вскоре им предстояло очароваться еще сильнее:
Опершись локтем на сушильный столб и глядя в облака над головой, Пенни услышала звук. Она обернулась к агенту.
– Простите, – сказала она. – А это что за звук?
– Извините?
Этого момента агент боялся больше всего: вероятно, именно так он и упустил все остальные парочки, которым показывал дом, – а они, конечно, так же мечтали и уже представляли себе свою жизнь. Наверное, даже видели тех же смеющихся детей, как они затевают потасовку из-за жульничества на футбольном поле или волочат кукол по траве и грязи.
– Вы не слышите? – не унималась Пенни.
Агент поправил галстук.
– А, это?
Накануне вечером, когда смотрели место на карте, они увидели пустой участок позади дома, о котором было сказано лишь, что это «Окружность». Теперь Пенни не сомневалась, что слышала где-то за домом копыта, и разложила на части долетавший до нее запах: животных, сена, лошадей.
Агент попытался увести их обратно в дом.
Не тут-то было.
Пенни двинулась на цокающий звук, доносившийся из-за ограды.
– Майкл? – позвала она. – Подними меня, пожалуйста.
Он пошел к ней через двор.
Его руки и ее тонкие, как палки, бедра.
За оградой Пенни увидела конюшни, увидела дорожки.
Прямо под оградой был проулочек, сворачивавший за угол; миссис Чилман была там единственным соседом. Дальше – трава и покосившийся недострой, а потом – белая ипподромная изгородь: со двора она казалась сделанной из зубочисток.
По проулку конюхи вели лошадей с дорожки в конюшни, большинство не замечало Пенелопу; некоторые кивали на ходу. Через пару минут показалась последняя лошадь; ее вел старый конюх: когда она опускала голову, он резко дергал за повод. За миг до того, как заметить Пенни, он слегка шлепнул лошадь по губам.
– Пошел, пошел, – сказал он. – А ну!
Пенни, конечно же, от такого разулыбалась.
– Эй?
Она откашлялась.
– Привет?
Лошадь заметила ее тут же, но конюх сообразил не сразу.
– Что? Кто тут?
– Я тут.
– Гос-споди, милая, так и до инфаркта, млеть, недалеко!
Он был коренастый и кудрявый, с влажным лицом и глазами, а конь тащил его вперед. У коня по морде от ушей до ноздрей лежала белая метка, в остальном он был темно-гнедой. Конюх понял, что удерживать его бесполезно.
– Ну-ну, где там! А ну-ка, милая.
– Можно?
– Да, потрепи его по шее, все равно он у нас самый, млеть, тюфяк.
Но сначала Пенни убедилась, что Майкл еще в силах ее держать, а, сказать по правде, она была хоть и легкой, но все же не бесплотной, и руки у него уже немного дрожали. Она опустила ладонь на белую отметку, чудный бархат, и не смогла скрыть восторга. Заглянула в вопрошающие глаза. Сахар есть? Есть сахар у тебя?
– А как его зовут?
– Ну, официально – Городской Экспресс.
Тут он и сам потрепал коня по груди.
– Но в конюшне мы его зовем Прорва, интересно, млеть, почему.
– А быстрый он?
Конюх осклабился.
– А вы и верно здесь недавно, а? В этих конюшнях все лошади, млеть, дохлятина.
И все равно Пенелопу они очаровали. Конь прянул головой, чтобы потрепали покрепче, и она рассмеялась.
– Привет, Прорва.
– Вот, дай ему.
Конюх протянул ей несколько замурзанных кубиков сахару.
– Ладно уж. Все равно конченый олух.
Внизу Майкл Данбар думал о своих руках и гадал, долго ли еще сможет ее удержать.
Агент думал: ПРОДАНО.
Братское избиение
Теперь пришла очередь Клэя покинуть отца, оставив на него и дом, и Амахну.
Утром, затемно, он подошел к дивану.
Руки поджили, волдыри сменились шрамами.
– Я ненадолго уеду.
Убийца проснулся.
– Но я вернусь.
Удачно, что Силвер стоит на железнодорожной магистрали: поезда сквозь него проходили дважды в сутки в обоих направлениях. Клэй успел на 8:07.
На станции он вспомнил первый день, когда он приехал.
Он прислушался.
Земля вокруг, как и тогда, пела.
В поезде он сначала пробовал читать, но от нервов стало крутить живот.
Будто там малыш с заводной игрушкой.
В конце концов, книгу пришлось отложить.
Никакого смысла.
За каждой строчкой он видел мое лицо, мои кулаки и артерию у меня на шее.
