– Рози! – прикрикнул я. – А ну пошла!
А Генри так и не появился.
В итоге, это был Рори.
Ему все же пришлось вмешаться.
Он крикнул, чтобы все расступились к чертям, поднял Клэя и понес. У него на руках тело Клэя провисло дугой.
– Эй, Мэтью! – крикнул Рори. – Смотри! Это все тренировка с почтовыми ящиками!
А потом – Клэю, заглядывая в лицо в кровавых разводах.
– Ну что, нормальная танцулька?
И наконец – радостное озарение.
– Эй, а ты его пнул по яйцам, как я просил?
– Два раза. С первого не очень получилось.
И Рори рассмеялся прямо там, на ступеньках, больно встряхнув того, кого нес.
Как обещал и планировал, я его убил.
Но, как всегда верный своему слову, Клэй взял да и не умер.
Здорово снова быть одним из братьев Данбаров.
Пишмашинка, змея и Мун
Они купили этот дом, разумеется, купили, и что-то потихоньку стало происходить. Что до работы, то Майкл оставался строителем с вечно шершавыми руками, а Пенни по-прежнему прибирала и учила английский, пока не подошло время. Она стала задумываться о смене занятия и разрывалась между двумя учительскими влечениями: первым могла быть только музыка. А вторым стал английский для иностранцев.
Перрон в четырех стенах.
Зной от пола до потолка.
– Паспорт?
– Przepraszam?
– Ос-споди.
Она выбрала английский.
Она подала заявку в университет, решив по вечерам все же работать – убирать офис аудиторской фирмы и кабинет адвоката, – и ее приняли. Майкл нашел ее на кухне, она сидела за столом. Он остановился недалеко от того места, где спустя много лет его будет рассматривать и допрашивать мул.
– Ну?
Он сел рядом поближе.
Полюбовался грифом с гербами.
Иные люди отмечают радостные события шампанским или походом в какое-нибудь приятное место, но в тот раз Пенелопа просто прижалась головой к его плечу и перечитала письмо.
Так время и потекло: они сажали растения в саду.
Половина выживала. Половина засыхала.
Они смотрели, как в ноябре восемьдесят девятого рухнула Стена.
Сквозь щели в заборе они частенько видели лошадей и полюбили другие причуды конного квартала – например, когда под вечер на дорогу выходит мужчина или женщина со знаком «стоп» в руке и останавливает машины. После чего конюх ведет через дорогу лошадь, вероятно, десять к одному завтрашней скачки в Хеннесси. Но последней и самой заметной странностью этого места уже тогда были многочисленные заброшенные стадионы: только надо было знать, где искать. В некоторых случаях, как все мы отлично знаем, подобные места могут иметь огромное значение – и одно из таких мест располагалось возле железной дороги. Конечно, будут и Окружность, и умирающий манеж в Бернборо – но и то место тоже окажется важным.
Так что я умоляю вас это запомнить.
Это имеет самое прямое отношение к мулу.
На четвертом году обучения Пенни в университете в доме восемнадцать по Арчер-стрит раздался телефонный звонок: доктор Вайнраух.
Адель.
Она умерла за столом в гостиной, скорее всего, поздно ночью, закончив печатать письмо к подруге.
– Видимо, она дописала, сняла очки и положила голову на стол рядом с «Ремингтоном», – сказал доктор, и это было грустно и горько, но и красиво: последняя смертельная комбинация.
Крепко ударенная финальная точка.
Конечно, они сразу же выехали в Фезертон, и Майкл думал, что по сравнению с Пенелопой ему повезло. Здесь они, по крайней мере, постоят в церкви, обольются потом над ящиком. Он обернется к старику – отставному доктору, уставится на его галстук, повисший, как давно вставшие часы.
– Прости, малыш.
– Простите, док.
Потом они сидели в старом доме у стола с ее очками в синей оправе и ее пишущей машинкой. Сначала Майкл подумывал зарядить новый лист и отстучать несколько строчек. Однако не стал. Пенелопа принесла чай, и они, выпив по чашке, отправились по улицам на прогулку, завершившуюся на заднем дворе под банксией.
Пенни спросила, заберет ли он машинку домой, и Майкл ответил, что та и так дома.
– Уверен?
– Уверен.
Он придумал:
– Кажется, я знаю, как сделать.
Неведомо почему, но это казалось нужным, он отправился в сарай; нашел ту же старую лопату и вырыл еще одну яму, слева от собаки и змеи.
В доме он на прощание посидел с «Ремингтоном».
Он нашел прочной и гладкой пленки на три оборота и обернул машинку так туго, что было видно клавиши – первые Q и W, затем в середине F, G, H и J, – и на старом заднем дворе в городишке-сплошь-заднем-дворе вынес ее, опустил в яму и зарыл.
Пишмашинка, змея и Мун.
В объявлении о продаже дома такие детали не сообщают.
Вернулись домой. Жизни нужно было течь дальше, и она текла: Майкл не ложился, пока Пенни не сделает домашнее задание, и проверял его. Для прохождения практики ее направили в школу Хайперно. Самую хулиганскую во всей округе.
В первый день она вернулась оттуда убитой:
– Они съели меня заживо.
На второй день – еще хуже:
– Сегодня они меня отрыгнули.
Случалось, она вопила, полностью утратив контроль – и над учениками, и над собой, – и тогда детки входили во вкус. Однажды она едва не сорвалась, заорав «ТИХО!» и закончив себе под нос: «Говешки мелкие», – и тут класс грохнул. Счастливое, подростковое зубоскальство.
Однако, как мы точно знаем, Пенни Данбар, пусть даже слабая и неизменно хрупкая, была экспертом по выживанию любыми способами. Обеденный перерыв она проводила вместе с классом – повелительница изоляции и скуки. Гнобила учеников планомерным молчанием.
Вышло так, что она стала первым студентом за многие годы, выдержавшим практику до последнего дня, и ей сразу предложили работу – место в школе.
С мытьем кабинетов покончено.
Подруги с прежней работы повели ее выпить.
На следующий день Майкл сидел рядом с ней возле унитаза. Гладил по спине и утешал:
– Ну что, блага свободы?
Между рвотой и всхлипами она смеялась.
В начале следующего года как-то вечером Майкл заехал за Пенни в школу и увидел, что ее обступили три здоровенных подростка, с их по́том, стрижками, ручищами. В первое мгновение он чуть было не выскочил из машины, но затем разглядел – в руках у нее был Гомер: она читала вслух и, видимо, какое-то из самых жутких мест, потому что мальчишки гримасничали и азартно гикали.
