Хацуэ не отвечала. Однако, похоже, она не очень хотела спать.
– Но Уэда… – продолжал Канаи. – Вот его убили, а он ведь был славный малый. Когда был живой, он казался мне тюфяком. Неуклюжий какой-то, медлительный…
Канаи не понял настоящую причину молчания жены.
– Надо дверь запереть как следует. Все-таки в доме может прятаться убийца. Скрывается среди нас. Вот что получилось. Очень опасно. Если б мы знали, ни за что сюда не приехали бы. Так что надо соблюдать осторожность. И полицейские тоже говорили: «Закрывайте двери, закрывайте двери!» Будь осторожна. Ты дверь закрыла на запор?
– Я на нее смотреть не могу! Вот ведь зараза!
Таких слов господин Канаи явно не ожидал. На секунду он застыл на месте, но тут же удивление на его лице сменилось кислым выражением «Ну сколько можно?». Если б Эйко сейчас оказалась в этой комнате, она увидела бы на лице Митио Канаи такое богатство выразительных средств, о существовании которых даже не подозревала.
– Ну что, опять? О! Шеф все время себе таких девок в секретарши выбирает, я ж тебе сколько раз говорил.
Хацуэ с недоумением посмотрела на мужа.
– Я не его новую пассию имею в виду, а эту стерву – Эйко!
Разгул снежной стихии, видимо, произвел впечатление не только на мужа, но и на жену, хотя и в другой форме.
– Э?..
– Что она себе позволяет?! Сама кобыла здоровая, а меня толстой обозвала! Идиотка!
– Это ты про вчерашнее? Да ничего такого она не говорила. Не будь ты дурой.
– Именно что говорила! Поэтому тебя все тупицей и зовут! Все рот разеваешь! Чучело! Все над тобой смеются! Знаешь, как тебя называют? Размазней, медузой!
– Что ты такое говоришь?
– Чего, чего!.. Мяучишь, как драный кот! «Ах, как вы чудесно играете, Эйко-сан! Сыграйте нам еще!» Чего ты крутишься перед этой девкой, чего пресмыкаешься? Ты директор компании! Ну и веди себя как положено директору! Мне за тебя стыдно!
– Я и веду.
– Нет, не ведешь! На людях улыбаешься все время, как дурачок. А дома улыбки не выдавишь. Слова лишнего не скажешь, когда мы вдвоем, только тявкаешь на меня. Ходишь как туча, а тут лебезишь перед всеми… Поставь себя на мое место. Почему Эйко ко мне так относится? Потому что думает: раз у нее муж такой, значит, все можно! Понял?!
– Я же на службе! Как ты этого не понимаешь! Иногда приходится…
– Если б только иногда! Тогда бы я сидела и молчала.
– А благодаря кому ты все имеешь?! Что даже можешь мне такие вещи говорить?! Посмотри, как другие жены живут! Квартирка в муниципальном доме, а чтобы куда поехать, в путешествие, там, – и не мечтают даже. А ты себя называешь директорской женой, тебе и дом, и машина, поезжай куда хочешь… Кто тебе это обеспечил?!
– Хочешь сказать, что я всем обязана твоему лизоблюдству?
– Именно!
– Да?!
– А чему ж еще?
– А знаешь, как тебя называют твой шеф-блядун Кикуока со своей шлюхой-секретаршей? Разуй глаза-то!
– И что же придумал этот облезлый?
– Ты для них рыба-прилипала!
– Люди чего только не болтают у тебя за спиной. Невелика цена за годовой бонус…
– Но люди-то это все видят! Как ты перед этим моржом в струнку вытягиваешься. А меня уволь!
– Ты думаешь, мне это приятно? Ради кого я все это глотаю? Ради жены и детей. Стисну зубы и терплю. А ты разводишь тут, вместо того чтобы спасибо сказать… Или, может, не надо было тебя сюда брать, а?
– Здрасьте! Я что, не заслужила изредка бывать в хороших местах, вкусно поесть? Права у меня такого нет? Обычно ты один все удовольствия получаешь.
– То есть у меня, значит, удовольствия?! Ты только что о чем говорила? Что я верчусь волчком перед этим плешивым сморчком! Какое ж тут удовольствие? Ну сколько можно всякую чушь нести?! Еще совести хватает!..
– Эти девки – Эйко и Куми – что хотят, то и делают. Им все позволено. Зачем я только сюда поехала? Как к тебе эта дура Куми относится? Как к подчиненному.
– Вот это да! Ну что ты выдумываешь?
– Ничего я не выдумываю!
– Но в ней и хорошее что-то есть. Она добрая.
– Что-о? – Хацуэ чуть не задохнулась от возмущения.
– А что?
– С тобой бесполезно разговаривать. Ты не знаешь, что она о тебе думает!
– Ну зачем ты перегибаешь?
– Это я перегибаю?!
– Конечно. Ты слишком подозрительна. Так жить невозможно. Нужно держаться. Без стойкости и терпения не проживешь.
– Значит, облизывая своего старого моржа и получая команды от его секретарши, ты проявляешь стойкость?
– А как же?! Разве слабак смог бы целыми днями сгибаться перед начальством? А я могу.
– Все с тобой ясно.
– Что тебе ясно? Я его в упор не вижу. Но у него голова хорошо варит, умеет бабки зарабатывать… Вот я к нему и приклеился, грех не попользоваться. Хотя все время его прибить хочется. Знаешь, что мне приснилось той ночью? Как я его с такой силой по темечку трахнул, что у него башка раскололась. И так мне легко стало…
– А Куми?
– Куми? Ее я не видел. Козла этого видел, а ее нет. Я поставил его на колени, чтобы он прощения просил. Расхохотался – да как врезал ему топором!..
И тут раздался стук в дверь.
– Да? – автоматически отозвалась Хацуэ. Ее супруг забылся в приятных воспоминаниях. Но когда он вернулся в суровую действительность и открыл дверь, перед ним на пороге возник герой его сновидений, тот самый несчастный, кому он раскроил голову топором.
Ноги у Митио Канаи подкосились от страха, он не мог выдавить из себя ни слова. На помощь ему пришла Хацуэ.
– О! Добрый вечер, господин президент! Входите, пожалуйста. Если б вы только знали, какой замечательный вид из нашего окна, – приветствовала она шефа совершенно естественным, обходительным голосом.
– Такое впечатление, что у вас тут состоялся оживленный разговор, – сказал Кикуока, входя в комнату.
– Э-э… м-м… вид отсюда просто потрясающий. И все благодаря вам, Кикуока-сан. Я так счастлива, что могу отдохнуть здесь, перевести дух… Мы оба счастливы.
– Ну да, ну да… А вот из моей комнаты ничего не увидишь. Это, конечно, малоприятно, потому что скучно. Хотя обстановка хоть куда, не придерешься… Ну как там, на улице? Метет?
– Все метет. Правда, дорогой? Настоящая снежная буря.
– Да-да. Метет, и еще как, шеф.
– Комната у вас шикарная. И вид потрясающий. Сейчас, конечно, темновато, толком не разглядишь, но представляю, как отсюда видно утром. Прямо хоть меняйся с вами комнатами.
