– Ой! Может, и вправду поменяемся?
– Что? Нет, старик Хамамото, похоже, сам выбрал для меня жилье. Лучше уж я завтра утречком к вам загляну, чтобы полюбоваться из окошка.
– Пожалуйста, пожалуйста. В любое время. Нам с мужем вдвоем скучно. Он человек замкнутый, живого слова от него не услышишь…
– Хо-хо! Как она меня!.. Хотя так оно и есть, чего говорить, – признался Митио.
– Глянь-ка! Вот туда! Льдины? Вон, белое пятно…
– Где? Да, похоже. Говорят, в ясную погоду отсюда можно Сахалин разглядеть.
– Я у тебя про что спрашивал? Про льдины.
– Да-да, конечно. Это лед.
– Льдины плавают. Эйко-сан про это говорила, – отметила Хацуэ.
– Понятно… Ладно, надо спать ложиться. Ночные бдения вредны для здоровья. Еще диабет наживешь, а какая от жизни радость с диабетом? – Кикуока расхохотался.
– Диабет? Вы шутите! Диабет? Вы такой молодой, господин президент… Диабет… скажете тоже, – Митио Канаи натужно засмеялся.
– Какие уж тут шутки… Смотри не заработай, а то жену не сможешь удовлетворять. Хе-хе-хе!
С этими словами Кикуока пару раз стукнул Канаи по плечу и вышел из комнаты. Когда его шаги на лестнице стихли, супруги обменялись кислыми взглядами. Две недели назад в моче Митио обнаружили сахар. Теперь он вместо сахара употреблял какой-то дрянной заменитель, который придумали для диабетиков. Чтобы понять, какая это гадость, надо попробовать.
– Я сейчас зареву. Почему у этого жирного блядуна нет диабета, а у тебя есть? Вот уж кто заслужил диабет, так это он… Тогда б ему не до распутства стало! Ну почему в жизни все так несправедливо?
– Хватит тебе! Давай спать.
– Вот и спи один. А я в ванну пойду.
– Да делай ты что хочешь! Завтра эта чертова мартышка опять будет нам концерты устраивать. Меня это просто бесит! Какой уж тут сон! Почему бы ей не заткнуться? Насовсем!
В дверь опять кто-то постучал. Хацуэ часто, по-звериному, дышала – выяснение отношений с супругом стоило ей больших усилий, – но когда она увидела, кто стоит на пороге, голос ее тут же обрел кротость девочки-подростка:
– Ой, Эйко-сан, это вы?
– Всё ли у вас в порядке? Может, чего-то не хватает? Я обхожу все комнаты. Может, есть какие-то вопросы?
– Нет, что вы! Какие могут быть вопросы? Такая замечательная комната… Я у вас уже второй раз гощу, так что все знаю.
– С горячей водой нет проблем?
– Никаких.
– Вот и славно. Я просто хотела удостовериться.
– Спасибо вам за все. За чудесный вечер, – проговорила Хацуэ. – А как вы играли! Просто нет слов.
– Эйко-сан, это было великолепно! Вы, наверное, долго учились? – На лице Митио Канаи снова появилась фирменная приклеенная улыбка.
– Да, долго. С четырех лет. Но так толком и не научилась. Хвастаться нечем.
– Ну что вы говорите! Восхитительная игра! Мой муж человек скучный, вялый. С ним невозможно отдохнуть душой, и если б не вы…
– Ну, зачем ты так, дорогая!.. Эйко-сан, надеюсь, завтра вы снова нас порадуете?
– Да-да! Пожалуйста, пожалуйста!
– Не получится, к сожалению. Завтра папа хотел представить вам свою коллекцию пластинок.
– Ах вот как?.. Все равно – у вас настоящий талант, Эйко-сан. Как я жалею, что в свое время не училась играть… Только что мужу об этом говорила.
– Ну что вы! Вы меня в краску вгоните. И все же, если что-то понадобится, обращайтесь к Хаякаве или прямо ко мне.
– Конечно, конечно.
– Дверь закройте как следует, пожалуйста. Спокойной ночи.
– Конечно, конечно. Спасибо вам за все. Спокойной ночи!
Сцена 4. Снова в салоне
Куми Аикуре не хотелось идти в свою комнату, и она решила вернуться в салон.
Все гости были еще там, исключение составляли лишь «команда» «Кикуока беаринг» и Эйко, но и она после визита в девятый номер вскоре появилась в салоне через западную дверь.
Супруги Канаи и Кикуока были единственными, кто в этот вечер решил позаботиться о своем здоровье и лечь спать пораньше. Остальные, как и Куми, не могли справиться в одиночку с гнетущим чувством, охватившим их в бурную ночь.
Впрочем, представителей полиции, по-видимому, это не касалось.
– А-а! В сон так и клонит, – протянул инспектор Окума, вставая и сладко потягиваясь. – Прошлой ночью толком поспать не удалось. Работа.
Эйко позвала Тикако Хаякаву, чтобы та проводила полицейского в отведенную ему комнату.
Инспектор скрылся в двенадцатом номере, а Тикако сразу же вернулась в салон. Остальные оставались на местах и не собирались расходиться. Супруги Хаякава и Кадзивара не могли удалиться в свои комнаты на глазах у гостей и, поставив три стула, без лишней суеты расположились в проходе между салоном и хозяйственным помещением.
Часы показывали начало одиннадцатого. Телевизора здесь не было, и обычно к этому времени салон уже пустовал. Эйко подошла к стереосистеме и поставила «Весну священную» в исполнении оркестра с Колином Дэвисом.
Тогай и Ёсихико сидели рядом за столом. Напротив них с учебниками по медицине устроился Кусака.
– Послушай, – обратился к Ёсихико Тогай. – Я хочу спросить про клумбу. Ее оформление, то есть этот узор, где-то заказывали?
– Мне кажется, нет. Дядя Кодзабуро сам сделал набросок, позвали какую-то фирму по садовому дизайну – и всё.
– Он один это нарисовал?
– Вроде да. И когда приехала фирма, он все время стоял в саду и давал указания.
– Ого!
– Но это я только слышал. Сестрица Эйко рассказывала.
– О чем это вы разговариваете? – К ним подошла Эйко и присела рядом с Ёсихико.
– О клумбе.
– А-а… – Эта тема, похоже, ее мало интересовала.
– Страшное дело, если папе что-то придет в голову и он возьмется эту идею зарисовывать. «Подай это, принеси то…» Папа ведь в душе художник. Мне кажется, он никогда не хотел быть президентом компании. Что ему действительно нравится – так это рисовать под музыку Вагнера.
– Прямо так и говорит: «Подай это, принеси то»? – поинтересовался Тогай.
– В таких делах дядюшка настоящий диктатор, – подтвердил Ёсихико.
– Потому что он художник. Тогда собрался делать эскиз на алюминиевой фольге и послал меня за ней к Кадзиваре.
– За фольгой? Он на ней рисовал?
– Наверное. Так вот: фольгу он взял, а обратно не вернул. Кадзивара говорил, что без фольги он не может готовить, просил папу взять сколько надо, а остальное отдать. Но папа ничего отдавать не стал, а вместо этого послал меня за фольгой в деревню. Я пошла и купила в магазине.
