Митараи сказал это так, будто был в этом доме хозяином. В прихожей действительно стоял человек в белом халате. Думая о чае, мой друг гаркнул во весь голос:
– Нандаймон-сан! Не позовете Кадзивару?
По какой-то причине фамилию повара Митараи запомнил хорошо. Анан, стоявший прислонясь к стене, возражать не стал и отправился за Кадзиварой. С новым именем он, похоже, смирился.
Когда пили чай, стоявшие в салоне большие часы пробили три. Кроме нас с Митараи, в салоне находились три детектива, Анан, Кодзабуро Хамамото, супруги Канаи, Ёсихико Хамамото, Кохэй Хаякава и его жена. В кухне я заметил Кадзивару. Таким образом, отсутствовали Эйко, Куми, Тогай и Кусака. С нами еще был судмедэксперт по фамилии Осада.
Вдруг до нас донесся крик. Мужской голос. Хотя крик – не то слово, это был вопль изумления человека, увидевшего что-то невероятное.
Митараи вскочил, отпихнув от себя стул, и бросился туда, где находился двенадцатый номер. Я непроизвольно перевел взгляд на часы. Даже пяти минут не прошло. Три часа четыре минуты тридцать секунд.
Детективы тоже с криками повскакивали со своих мест, но куда бежать, понять не могли. За Митараи? Несолидно и противно как-то. В итоге за ним последовали только Усикоси и Анан.
Кричать могли либо Кусака, либо Тогай – из мужчин только их двоих не было в салоне. Кто из них – пока не ясно. Но Митараи без малейших колебаний рванул к тринадцатому номеру и забарабанил в дверь.
– Кусака-кун! Кусака-кун!
Вытащил из кармана платок, обернул им дверную ручку, покрутил.
– Заперто! Хамамото-сан, есть другой ключ?
– Кохэй! Быстро позови Эйко! У нее должен быть ключ.
Хаякава убежал.
– Эй! Посторонитесь! – скомандовал подоспевший Одзаки и тоже начал колотить в дверь. Безрезультатно.
– Ломаем?
– Нет! Вот второй ключ, – сказал Усикоси, увидев подбегающую Эйко. – Это он? Дайте!
Ключ повернулся в замке, раздался щелчок. Одзаки быстро повернул ручку, но дверь не открылась.
– О! Второй замок заперт, – сказал Кодзабуро.
На двери каждой комнаты под дверной ручкой, из которой торчала кнопка-замок, имелась овальной формы защелка. Достаточно было повернуть ее, и металлический стержень входил в отверстие в дверном косяке, запирая дверь. Открывалась защелка только изнутри.
– Ломаем!
По команде Усикоси Одзаки и Анан навалились на дверь. Несколько толчков плечом – и дверь сдалась.
Кусака лежал навзничь почти посередине комнаты. На столе раскрытый учебник, который он, очевидно, читал. В комнате полный порядок, всё на своих местах.
Из обтянутой свитером груди Кусаки в районе сердца торчал нож, точно такой же, как те, какими были убиты Уэда и Кикуока. С рукоятки ножа свешивался тот же белый шнурок. Главное отличие от прежних жертв состояло в том, что грудь Кусаки неровно поднималась и опускалась.
– Он еще жив! – воскликнул Митараи.
В лице Кусаки не было ни кровинки, но веки, похоже, были чуть приоткрыты.
Войдя в комнату, Одзаки принялся крутить головой во все стороны. Я последовал его примеру, и мы одновременно заметили на стене нечто такое, что пролило свет на природу совершенных в Доме дрейфующего льда убийств. Приколотый кнопкой клочок бумаги.
[Рис. 8]
– Что ты видел?! Что?! Говори! – вцепившись Кусаке в запястье, кричал Одзаки.
Митараи остановил его.
– Нандаймон-сан, на улице в машине есть носилки. Тащи сюда!
– Какого черта! Что ты тут командуешь?! Ты кто такой вообще, чтобы приказы отдавать?! Вали отсюда! Не путайся под ногами! Дай экспертам работать!
– Обязательно. Мешать не будем. Осада-сэнсэй, пожалуйста.
Доктор Осада, протолкнувшись через толпу, вошел в комнату.
– Ему сейчас нельзя говорить. Это опасно. Не надо с ним разговаривать.
Эксперт высказал свое мнение. Тут же, выполняя распоряжение Митараи, Анан внес носилки. Осада и Митараи бережно положили на них Кусаку.
Крови было на удивление мало. Это и кровотечением назвать трудно. И только Осада и Анан подняли носилки, чтобы вынести их из комнаты, как произошло неожиданное. Эйко Хамамото с плачем вцепилась в носилки.
– Кусака-кун! Не умирай!
Тогай, материализовавшийся неведомо откуда, безмолвно наблюдал за этой сценой.
Оставшись в комнате, Одзаки осторожно снял со стены приколотый листок. Сомнений не оставалось – преступник оставил послание. Конечно, тогда Одзаки не передал нам его содержание, он показал записку позднее. Она была совсем коротенькая:
«Я отомщу Кодзабуро Хамамото. Скоро ты лишишься самого главного, что у тебя есть, – жизни».
К Одзаки вернулось его привычное профессиональное хладнокровие; будучи следователем, он не в первый раз сталкивался с ситуацией, когда человек оказывался на грани жизни и смерти, и такая ситуация была для него естественной. Оглядевшись, он убедился, что не только дверь тринадцатого номера была надежно заперта. То же самое касалось обоих окон, стекла на них не имели повреждений. Одзаки быстро и тщательно проверил встроеный шкаф, буфет, заглянул под кровать, в ванную комнату, убедившись в том, что там никто не прячется. Он вообще не обнаружил ничего необычного.
Надо особо отметить (это отличало данный случай от убийств, которые произошли раньше), что единственное окошко – вентиляционное отверстие площадью двадцать четыре квадратных сантиметра – было наглухо забито куском толстой фанеры. То есть мы имели дело с полностью изолированной комнатой. Дверь плотно входила в дверную коробку, никаких зазоров или трещин не было.
Дверь взломали два сотрудника полиции; именно они первыми переступили порог комнаты. Это произошло на глазах большого количества наблюдателей. Таким образом, ни у кого не было ни времени, ни возможности проникнуть в комнату и устроить там какой-то трюк. Единственная надежда – может, Кусака что-то видел.
Примерно час спустя, когда все сидели в салоне, пришла телеграмма: Кусака умер. Экспертиза показала, что ножевое ранение, ставшее причиной смерти, он получил после пятнадцати часов.
– Господин Тогай, где вы находились в это время? – негромко обратился Усикоси к Тогаю, которого попросил присесть с ним рядом в углу салона.
– Я вышел прогуляться. Погода была неплохая, захотелось подумать.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Боюсь, что…
– Вот так, да? Как бы это выразиться… Вы же не можете сказать, что у вас не было мотива для убийства господина Кусаки?
– Это ужасно… Его смерть потрясла меня сильнее всех.
