Будто для того, чтобы подчеркнуть это заявление, в колонке критика Boston Globe Марджори Адамс, посмотревшей вторую версию фильма, говорится, что «Одиссея» – «самый экстраординарный фильм. Ничего похожего никогда не показывалось в Бостоне, или, возможно, нигде в мире. Этот фильм будоражит так же, как открытие нового измерения во времени и пространстве».
Космическая эпопея Кубрика и Кларка не только не сдавала позиций. Она начинала брать верх.
* * *
Несмотря на слухи о том, что «Одиссея» не окупалась и была на грани изъятия из кинотеатров, кассы распродавали билеты на сеансы в рекордные сроки. Только за первую неделю кассовые сборы обогнали показатели «Доктора Живаго», легендарного хита MGM 1965 года.
Но как показала реакция племянника Силверстейна, отзывы на фильм в большой степени зависели от возраста его зрителей. Подобно Мистеру Джонсу в «Балладе о худом человеке» Боба Дилана, старшее поколение не понимало, что происходит что-то значительное. В том числе большинство руководителей студии. 10 апреля в Variety пришли к тому, что сегодня показалось бы самоочевидным наблюдением: «Поскольку сегодняшним кинозрителям в основной их массе меньше 25, индустрии просто необходимо изучить этот рынок и их вкусы». Статья обнажала суть раскола Кларка и Кубрика, левого полушария и правого, который Колин Кэнтвелл обозначил за несколько месяцев до этого. «Визуальные и аудиоощущения заменили слова». Также приводился один из ранних публичных комментариев Кубрика о фильме:
«Я хотел создать невербальное утверждение, которое задействовало бы чувственный, эмоциональный и психологический уровни. Люди старше 40 лет не привыкли выходить за рамки слов и литературных концепций, но отклик, который мы получили от молодого поколения, просто замечательный».
К середине мая Variety докладывала, что за первые пять недель проката «Одиссея» уже принесла создателям более одного миллиона долларов всего в восьми кинотеатрах, один из которых, Loews Capitol в Нью-Йорке, организовал дополнительные сеансы на выходных, чтобы удовлетворить спрос. Тем временем, по мере того, как росло признание публики, некоторые критики стали пересматривать свои взгляды на фильм. Джозеф Гелмис, критик Newsday, был достаточно заинтригован, чтобы решиться на второй просмотр. Его первый отзыв от 4 апреля завершался словами: «Фильм беспорядочно скачет с одного на другое. Эпизоды не структурированы логически. Это какая-то ошибка».
Во втором отзыве, опубликованном через две недели, Гелмис назвал картину «шедевром», сравнивая первые впечатления, в том числе собственные, с приемом, который получил роман Германна Мелвилла в 1851 году.
«Около 100 лет назад “Моби Дик” был красноречиво освистан и отвергнут одним из самых влиятельных и эрудированных литературных критиков. Он убедительно доказывал нелепость структуры романа. Он высмеивал его самобытную лиричность и поэтический мистицизм. Он называл книгу безусловным провалом, поскольку она не следовала канонам того, как следовало писать роман в XIX веке. Он был абсолютно прав. И все же сегодня найдется, возможно, всего полдюжины ученых, которые смогут вспомнить его имя. И каждый первокурсник колледжа знает имя критикуемого романиста».
Далее он заметил, что «профессиональный критик иногда становится узником своей собственной нужды для подходящий категорий, канонов, объединений… Он поддерживает существующий порядок вещей, становится опорой этого порядка».
Кларк был так восхищен, что 6 мая отправил Гелмису записку из Челси.
«Я очарован и чрезвычайно впечатлен Вашей статьей в Newsday от 20 апреля, так как параллели между первыми приемами “2001” и “Моби Дика” уже возникали в моих мыслях. Думаю, те резкие метаморфозы, которые происходят с критикой (три недели вместо 80 лет), это показатель сегодняшней цены прогресса. Однако Ваше замечание вдвойне интересно для меня еще и потому, что за последние несколько лет, работая над проектом, я держал в уме еще одну параллель с “Моби Диком” – использование современных технологий для создания предпосылок к метафизическим и философским теориям».
Фред Ордуэй не был критиком и не видел сокращенной версии фильма. Он присутствовал на премьере в Вашингтоне и насчитал 50 человек, покинувших зал. Будучи и без того чрезвычайно раздраженным внезапной переменой планов Кубрика относительно проекта Международного музея космоса, Ордуэй был не в лучшем расположении духа для просмотра фильма. Его письмо Кубрику от 9 апреля занимало восемь страниц, полных злобных излияний на неясность фильма и других детальных замечаний его недостатков. Необыкновенно примечательный документ, учитывая, что его автор когда-то был одним из близких партнеров Кубрика.
* * *
С ростом продаж билетов и положительных отзывов в доме Кубриков вскоре появился непрестанный поток людей, в основном из медиа. «У дома была площадка с фонарем, обращенным в сторону залива Лонг-Айленд», – вспоминает Майк Каплан из отдела маркетинга MGM, включенный в проект после того, как определилась основная аудитория фильма. «Интерес к Кубрику был настолько высоким, что тут же возникли слухи, будто это тот самый дом Великого Гэтсби».
Кристиана, будучи талантливым художником, занималась рисованием залива и дома, одновременно предоставляя чай и кофе нескончаемому потоку непрошенных гостей. Она вспоминает, что женщины пихали друг друга, чтобы оказаться рядом со Стэнли. «Единственное время в моей жизни, когда я испытывала неловкость ситуации, в которой участвовал мой муж, – сказала она. – Они хотели проводить время с ним, мое присутствие их явно стесняло». Неодобрение к ее этническим корням стало проявляться отвратительными способами. «Были кое-какие неприятные замечания. Мой английский тогда не был особенно хорош, у меня был немецкий акцент. И война была не так давно, как сейчас. Они прямо не хотели, чтобы я была поблизости. Помню, однажды на мне был замшевый пиджак. И она из них посмотрела на меня – не помню ее имени – и спросила: “Чья это кожа?”»
Вспоминая инцидент с ужасом, Кристиана сказала: «Я рада, что ничего ему тогда не рассказывала о нескольких подобных случаях. Я считала, что он не должен разделять мои немецкие проблемы».
Хотя сокращенный фильм – и ломящиеся залы – помогали укреплять принятие «Одиссеи», в конце апреля Кубрик решил, что не помешает дальнейшее объяснение. Эйб Уэйлер, кинокритик New York Times, который тогда вел свою воскресную колонку, процитировал слова режиссера о концовке фильма.
«То, что происходит в конце, должно пробудить силу подсознания. Для этого нужно пропустить слова и обратиться к миру снов и мифологии. Поэтому отсутствует буквальная ясность. Вот, что мы хотели передать. На орбите Юпитера Кир Дулли проник в Звездные врата. Швыряемый через фрагментарные участки времени и пространства, он вступил в другое измерение, к которому неприменимы те законы природы, к которым мы привыкли. В незримом присутствии божественных существ – безмерно развитых творений из чистой энергии – он обнаруживает себя в том, что можно назвать человеческим зоопарком, созданном из его собственных снов и воспоминаний… Вся его жизнь представляется перед ним в нескольких мгновения. Он умирает и возрождается – перевоплощенный в сверхсущество, Звездное дитя. Вознесение от примата до ангела завершено».
