В черновиках первых глав персонажа, который станет Дэйвом Боуменом, зовут Бруно. Он едет на своем управляемом компьютером Роллсе по «авто-хайвею», разделяющему «великий Вашингтон и Нью-Йорк», со своим сыном Джимми и собакой. Седые волосы Бруно говорят о его возрасте. Они едут в пусковой комплекс, который он запустит на орбиту, чтобы присоединиться к исследовательской экспедиции на Юпитер.
Внезапно их наполовину забытую книгу, которую он читал в детстве, Бруно вспомнил, как старая собака Одиссея вспомнила своего вернувшегося хозяина в конце его долгих скитаний, она начала вилять хвостом и умерла. Воспоминание об этом коротком эпизоде из величайшего из всех эпических произведений вызвало слезы на его глазах, и он отвернулся к боковому окну, чтобы Джимми не заметил их. (И что, подумал он, подумал бы Гомер об Одиссее, на который он скоро вступит?)
К середине лета Кубрик собрал ошеломительное количество информации, включая книги астрофизика Аластера Кэмерона, пионера компьютерной техники и искусственного интеллекта Ирвинга Джона Гуда, астронома Харлоу Шепли, научного репортера New York Times Уолтера Салливана и других. 28 июля он посмотрел на Кларка своим прозорливым взглядом и заявил: «Нам нужна потрясная тема с мифологической пышностью». Очевидно, их проект уже расширялся от «первого научно-фантастического фильма, который не будут считать мусором», до чего-то более мощного и потенциально более глубокого. Кларк вспоминает этот этап их совместной работы в своем первом черновике для статьи Life в 1967 году:
«В течение этого периода мы скитались по бесконечным тупикам и выбрасывали десятки тысяч слов. Объем и содержание истории постепенно расширялись и во времени, и в пространстве. К нашему удивлению, мы оказались вовлеченными в обсуждение ни много ни мало происхождения и судьбы человека. И то, что начиналось как история об исследованиях, начало иметь комплекс философских подтекстов».
Имея право на исправление, Кубрик перечеркнул большую часть последней фразы, прокомментировав: «Это звучит помпезно, и я уверен, что фразы наподобие этой вызывают негативный отклик у критиков». Хотя в перспективе его замечание было полностью точным и уместным, Кларк с трудом вычеркнул это предложение. Он продолжал:
«Были моменты, когда мне было немного страшно от того, что мы себе позволяем, в таких случаях Стэнли утешительно говорил: “Если ты можешь это описать, я могу это снять”. Хоть я и смог опровергнуть это изречение, я должен также отметить, что Стэнли впоследствии снял те вещи, которые я не мог описать».
Большая часть и этого тоже была перечеркнута режиссером, но только после того, как Кубрик переделал фразу: «Если это можно описать, это можно и снять», написав: «Опять же, вы добавляете творчество в написание». Это был один из массы других подобных комментариев.
Зависть Кубрика относительно заслуг авторов, которая проявилась в крайне публичной критике Терри Саузерна осенью 1964 года, когда он понял, что Саузерна слишком много хвалят за «Доктора Стрейнджлава», внезапно перекинулась и на его работу с Кларком. В биографической справке 1966 года New York Times процитировали Кубрика:
«Мы потратили большую часть года на написание романа. Мы оба делали главы и гоняли их туда-сюда. Для меня это лучший способ энергичной работы». На самом деле, нет ни одного свидетельства того, что Кубрик написал хоть слово в романе, хотя, без сомнений, он сделал существенный вклад в содержание и совершенно точно был главным автором сценария, который подвергался практически ежедневной переделке во время реальных съемок.
После того, как Кубрик прочел последнюю версию работы Кларка 7 сентября, он был полон энтузиазма. «Мы в фантастической форме», – ликовал он. Он приступил к написанию «опросника на 100 пунктов о наших астронавтах: например, спят ли они в пижамах, что они едят на завтрак и так далее». Спустя два дня Кларк лег в постель с расстроенным желудком, ему приснилось, что «он был роботом, которого пересобрали». После завтрака в кафе на 17-й авеню он вернулся в свою комнату, испытал прилив энергии, перечитал и переписал две главы. В этот же вечер он принес их довольному Кубрику, который нагревал сковородку, чтобы приготовить Кларку «хороший стейк, – комментируя, – Джо Левин не делает этого для своих писателей» (отсылка к известному кинопродюсеру). Режиссер казался невозмутимым, а Кларк 29 сентября снова плохо спал, ему снилось, что «начались съемки. Вокруг меня стояли актеры, но я до сих пор не знал сюжет».
В течение года они продолжали смотреть бесчисленное множество фильмов и читать множество книг, некоторые из которых определенно повлияли на их возникающую концепцию. Одним из фильмов была чудесная черно-белая короткометражка, номинированная на Оскар, снятая Колином Лоу и спродюсированная Канадской государственной службой кинематографии. Она называлась «Вселенная» – как мы помним, точно такое же название они уже отмели. Это был получасовой фильм, использующий инновационные технологии для репрезентации планет, скоплений звезд, туманностей и галактик. Специалист по визуальным эффектам Уолтер Джентльман наполнил цистерны с прозрачными растворителями краски свободно плавающими чернилами и масляными красками, он снимал их под ярким освещением на высокочувствительную пленку – если смотреть кадры в нормальной скорости, эта техника прибавляет ранее небывалый реализм подвешенной магии космоса, подсвеченного газовыми звездами и раскаленным, ионизированным водородом. Для Кубрика, страдавшего от бесконечно длящейся дрянной анимации и плохо сделанных работ, канадский фильм был откровением. Он просматривал «Вселенную» снова и снова, более пристально изучая ее. Он записал имена Лоу и Джентльмана, и пока он не обращал внимания на повествователя фильма – актера из Торонто Дугласа Рейна.
Изучение Кларком исследований, касающихся человеческого происхождения, возымели свой эффект. А покушение драматурга – научного писателя Роберта Ардри на палеоантропологию в «Африканском генезисе» вскоре также сильно на него повлияло. Книга была опубликована в 1961 году, она подробно раскрывала теорию, созданную Раймондом Дартом, известным за счет открытия в 1924 году ископаемых останков Африканских австралопитеков: наиболее давних прямоходящих прародителей человека. В середине 50-х Дарт выдвинул теорию, в основу которой легло исследование поверхности найденных костей – на ней были обнаружены повреждения, нанесенные тупым предметом. Это развило в нем убеждение, что в нашей цивилизации заложена древняя склонность к насилию: выживание наших обезьяноподобных предков было обусловлено развитием смертоносных орудий – утверждал он. Дарт назвал одну из своих статей «Хищнический переход от обезьяны к человеку». Книга Ардри твердо опиралась на идеи Дарта и стала невероятно влиятельным международным бестселлером. В ней была потенциально полезная параллель с рассказом Кларка «Встреча на заре истории».
Когда он закончил читать «Африканский генезис» 2 октября, Кларк отметил в своем дневнике: «Прочитал поразительный абзац, который даже может дать название нашему фильму: “Почему человеческий род не вымер в глубинах Плиоцена?.. Мы называем это подарком звезд, но, если бы не случайное совпадение излучения и генов, разум погиб бы на каком-то забытом богом африканском поле”. Это правда, Ардри говорит о мутациях, вызванных космическим излучением, но фраза “подарок звезд” удивительным образом перекладывается на наш сюжет». И они снова изменили свое рабочее название на «Подарок звезд».
