«Он что, еще не обыскивал комнату герра Ковача? Не видел записки?» – удивилась я и решила ничего о ней не говорить.
– Конечно, вы правы, инспектор. Это просто романтические мечты горничной.
Фойстер кивнул и сделал еще одну пометку.
– А больше вы ничего не слышали? – спросил он. – Вас больше ничего не будило?
– Ничего определенного, – ответила я. – Почудилось, что звук двери раздался еще два раза, но я так и не проснулась, так что это вполне могло быть во сне.
– Понятно. И тело сегодня утром обнаружили вы?
– Не совсем так, инспектор. Я была вместе с леди Хардкасл и мисс Титмус. Мы как раз проходили мимо сарая, когда его открывал Морган. Он-то и обнаружил тело.
– Вот именно, вот именно. А что потом?
Я попыталась вспомнить все в подробностях, насколько это было возможно, а полицейский продолжил записывать.
– Благодарю за помощь, мисс Армстронг, – сказал он наконец. – Мне кажется, пока достаточно. Будьте любезны, пригласите ко мне мисс Бетти Баффри, пожалуйста.
– Конечно, – ответила я и вышла.
* * *
Вернувшись в комнату леди Хардкасл, я пересказала ей мою короткую беседу с инспектором.
– Он не тратит время на светскую болтовню, правда? – усмехнулась миледи, когда я закончила. – Я думала, что мы будем беседовать с ним часами, пока не обсудим все аспекты местной жизни.
– Я зашла и вышла еще до того, как этот неудобный стул успел мне надоесть, – сказала я.
– Это тонкий ход – посадить жертву на неудобный стул. Ставит ее в невыгодное положение, пока сам он наслаждается удобным креслом. Как по-твоему, он хоть немного понимает, что здесь происходит?
– Вообще ничего, – ответила я. – Хотя он может просто притворяться – ему же не было никакого смысла посвящать меня в результаты своих размышлений.
– Да, ты права. А вот инспектор Сандерленд все бы нам рассказал. А спрашивал Фойстер тебя про аварию?
– В лоб – нет. Он просто предположил, что герра Ковача могли замочить в тот момент, когда тот что-то делал с автомобилями, вот и все.
– Ах, ну да, – задумчиво произнесла леди Хардкасл. – И он ничего не сказал про записку. Как ты думаешь, он вообще ее видел?
– Если бы видел, то не стал бы привязываться к слову «выманить». Но как он мог ее пропустить?
– Никак не мог, – согласилась миледи. – Только не человек, который оставляет своим помощникам записочки на месте преступления, как руководство к действию. – Она на мгновение задумалась. – Покарауль, ладно? А я еще раз загляну в комнату Виктора.
Я прошла вслед за ней в коридор и неловко топталась там, пока хозяйка проскользнула в еще не запертую комнату. Появившись из нее несколькими мгновениями позже, она жестом пригласила меня к себе в спальню.
– Никаких следов, – сообщила она, когда мы закрыли за собой дверь.
– Значит, или инспектор взял ее и не хочет говорить…
– Или к тому моменту, когда он начал обыск, ее там уже не было, – закончила хозяйка мою мысль. Сев за письменный стол, она пригласила меня занять кресло.
– Теперь я уже жалею, что мы ее не взяли, – сказала я. – Мы могли бы кое-что узнать насчет почерка. Или что-нибудь еще…
– «Или что-нибудь еще», – смеясь, передразнила меня миледи. – Отсутствие записки кое-что нам говорит, не так ли? Более того, теперь можно быть твердо уверенной, что ее написал убийца.
– А кто еще мог это сделать?
– Ну, я не знаю. Эту приманку могли подбросить парки
[54], чтобы сбить нас со следа.
– Неужели парки этим занимаются? – удивилась я. – Разве у них нет более важных дел?
– Неуступчивы и непостоянны эти парки. И не может знать простой смертный, куда бросят они свой озорной взгляд.
– Вы правы, миледи, – согласилась я. – Но делу это мало помогает. Взять ее мог кто угодно.
– Кто угодно?
– Мы несколько раз входили и выходили из комнаты, и никто нас не заметил. Конечно, у нас опыта в тайных штучках побольше, чем у остальных в этом доме, но это еще ни о чем не говорит. Любой, кто мог войти в комнату герра Ковача, мог и забрать записку, никто бы этого не заметил.
– С этим я соглашусь. Но, может быть, кто-то мог сделать это, вообще не привлекая внимания?
– Эван Гаджер, который сейчас играет роль камердинера гостей, может спокойно входить и выходить хоть целый день. А еще в коридоре мы встретили горничную.
– Которой миссис МакЛелланд строжайшим образом запретила входить, – напомнила миледи. – И естественно, остается…
– Миссис Беддоуз? – предположила я.
– Да, Роз Беддоуз. Р.Б.
С самого начала этой нашей беседы хозяйка просматривала свой дневник. Теперь же она, задумавшись, смотрела в потолок, постукивая карандашом по зубам.
– Это могут быть вовсе не инициалы, – заметила я. – Да все что угодно. Зашифрованные инструкции, например. Или хорошо знакомая среди друзей подпись.
– Может быть, «Родная Британия»?
– Или «Резиновые бананы». А может, «Разумные бабуины». Или что-нибудь похожее. Нельзя сказать, что вариантов бесконечное множество, но их очень много. Так что это вовсе не обязательно личные инициалы.
– Не обязательно, – согласилась миледи, – но письма обычно заканчивают, ставя свое имя или инициалы. И вот еще что, ты думаешь, что кто-то, оставляющий в записках секретики для друзей, способен потом забить их до смерти?
– Наверное, нет, – сказала я. – То, что я увидела за последние дни, не внушило мне большой любви к миссис Беддоуз, а то, что мне рассказала о ней Бетти, никак не изменило моего к ней отношения. И тем не менее мне с трудом верится, что она способна раскроить человеку голову гаечным ключом.
– Мне кажется, это был разводной ключ. Такой большой, понимаешь? Но я сдаюсь. Мысль о том, что она убийца, как-то не приживается.
– Тогда кто-то, может быть, использовал ее инициалы как приманку? – предположила я. – Несмотря на все ее недостатки, она очень привлекательная дама. И предложение о встрече, полученное от нее, может искусить любого мужчину.
– А твоя подружка Бетти сказала, что хозяйка была на «маневрах». Может быть, счастливчиком был именно Виктор? Ведь во время игры в крокет они вели себя так, словно их не разольешь водой.
– И если убийце это было известно, это был самый легкий способ заставить герра Ковача выйти навстречу своей судьбе.
– Все это возможно, – сказала леди Хардкасл. – Но меня бы, например, совсем не привлекла идея романтического свидания в пыльном, залитом машинным маслом сарае.
– Герру Ковачу это и в голову бы не пришло. Он любил масло и машины. Для него это было олицетворением его самых романтических мечтаний.
