Где же надзиратель с бренди и водой? Казалось, он ходит за ними целую вечность!
Эстер осторожно расстегнула пояс на брюках. Ниже находились самые серьезные повреждения, те, которые лечил сам доктор Уэйд; щадя скромность молодого человека, он не позволял ей обрабатывать их. Стянув пояс на несколько дюймов вниз, мисс Лэттерли увидела багрово-синие кровоподтеки, которые теперь уже рассасывались. В тех местах, куда его пинали, еще виднелись ссадины, но края их пожелтели и цвет был ненасыщенный. Никаких повязок Эстер не обнаружила.
– Мисс!
Она замерла.
– Да?
– Вода, мисс, – спокойно сказал надзиратель. – И капелька бренди. Он сильно разбился?
– Пока не знаю. Спасибо вам. – Выпрямившись, она взяла чашку с водой и бренди, поставила на маленький столик. – Большое спасибо. Можете запереть меня. Со мной все будет в порядке. Когда вернетесь, дайте мне знать, что доктор идет. Будьте так добры, постучите в дверь. Я подготовлю его.
– Да, мисс. Уверены, что вы в порядке? Выглядите ужасно бледной. Может, вам самой принять глоток бренди?
Эстер попробовала улыбнуться и почувствовала, что у нее не очень-то получилось.
– Может быть. Благодарю.
– Ладно, мисс. Если понадобится выйти, стучите.
– Да. Я так и сделаю. А теперь мне нужно посмотреть, чем я могу ему помочь. Спасибо!
Надзиратель наконец ушел, и Эстер осталась одна. Повернувшись к Рису, она немедленно принялась за дело. Нельзя было терять ни минуты. Тюремщики могли вернуться с доктором в любой момент. Если она ошибается, то ни за что на свете не сможет объяснить, чем занимается. Возможно, это погубит ее, даже если она права. Объяснить что-либо будет уже невозможно!
Она стащила с Риса брюки и белье, обнажив его тело почти до колен. Ни повязок, ни пластырей, ни корпии с мазями. Только обширный страшный кровоподтек, будто его били кулаками и ногами в одно и то же место. Борясь с приступом тошноты, она перевернула Риса лицом вниз и приступила к осмотру, который мог подтвердить ее предположения. Хотя ей хватило и одного взгляда на струйку крови, медленно сочащуюся из разорванной побагровевшей плоти.
Все заняло несколько секунд. Потом трясущимися руками, ругая негнущиеся пальцы, Эстер снова натянула белье и брюки и перевернула Риса на спину, едва не уронив его с узкой скамьи. Она пробовала застегнуть брюки, но пояс сдвинулся и не сходился. Схватив пиджак, мисс Лэттерли набросила его на молодого человека как раз в тот момент, когда он открыл глаза.
– Рис! – выдохнула она, вложив в это слово переполнявшую ее жалость. У нее перехватило горло, руки тряслись и не слушались.
Судорожно хватая воздух ртом, он принялся отталкивать ее, отгонять от себя.
– Рис! – Эстер вцепилась ему в руки выше повязок, вдавив ногти в плоть. – Рис, я знаю, что с тобой случилось! Ты не виноват! Ты не один такой! Я знала солдат, с которыми это случилось, отважных людей, настоящих бойцов!
Его начало трясти, колотить с такой силой, что она не могла удерживать его, даже ухватив за руки; яростные толчки сотрясали и ее тело. Он всхлипывал, громко рыдал, отчаянно вскрикивал, а она, обняв руками, укачивала его и гладила по голове.
И только через несколько минут истерики, когда Эстер уже потеряла счет времени, она вдруг поняла, что слышит его. Он плакал в голос. Каким-то образом отчаяние, падение или понимание того, что она теперь знает, вернули ему речь.
– Кто это был? – требовательно спросила Эстер. – Ты должен рассказать мне! – Хотя с замиранием сердца она уже знала, что услышит. Существовало лишь одно объяснение тому, почему до сих пор никто ничего не узнал, почему Корриден Уэйд никому не рассказал об этом – ни ей, ни Рэтбоуну. И это объясняло все – и страх Риса, и его жестокость и неприятие матери, и его молчание. С пронзительной болью ей вспомнился колокольчик, переставленный подальше, на комод.
– Я защищу тебя, – твердо пообещала она. – Я позабочусь о том, чтобы надзиратели все время находились рядом, или сама буду рядом, каждую секунду, клянусь. А теперь расскажи мне.
Медленно, мучительно, прерывистым шепотом, словно ему самому невыносимо было это слышать, Рис рассказал ей о той ночи, когда погиб его отец…
Дверь распахнулась, и вошел Корриден Уэйд с чемоданчиком в руке. С изможденного лица зло смотрели темные глаза. За его спиной нерешительно перетаптывались двое надзирателей.
– Что вы делаете, мисс Лэттерли? – вопросил Уэйд, глядя в белое вытянувшееся лицо Риса, в его ненавидящие глаза. – Пожалуйста, оставьте меня с пациентом. Он явно в глубоком расстройстве. – Доктор обернулся к тюремщикам. – Мне понадобится чистая вода, несколько чашек и повязки. Возможно, мисс Лэттерли сумеет пойти и отыскать все это. Она хорошо знает, что мне нужно…
– Думаю, нет, – неожиданно сказала Эстер и, встав между Рисом и Уэйдом, обратилась к надзирателю: – Прошу вас, немедленно приведите сюда сэра Оливера Рэтбоуна. Мистер Дафф хочет сделать заявление. Поторопитесь. Уверена, вы понимаете, что дело неотложное… и важное.
– Мистер Дафф не может говорить! – презрительно произнес Уэйд. – Очевидно, эта трагедия расстроила нервы мисс Лэттерли, что неудивительно. Возможно, вам лучше увести ее и посмотреть, не сможете ли вы сами…
– Приведите сэра Оливера! – громко повторила Эстер, глядя на надзирателя. – Ступайте!
Тот колебался. Он признавал авторитет доктора. И всегда подчинялся мужчинам, а не женщинам, кем бы они ни были.
– Приведите моего адвоката, – хрипло выговорил Рис. – Я хочу сделать заявление, прежде чем умру!
В лице Уэйда не осталось ни кровинки.
Надзиратель охнул.
– Иди, приведи его, Джо, – быстро велел он. – Я подожду здесь.
Второй надзиратель развернулся и убежал.
Эстер стояла, не двигаясь.
– Это возмутительно! – начал Уэйд, делая движение, словно хотел пробиться к пациенту, но надзиратель взял его за плечо. В лекарствах он не разбирался, но что такое предсмертное заявление, знал хорошо.
– Отпустите меня! – взорвался Уэйд.
– Простите, сэр, – сухо сказал надзиратель. – Но мы дождемся адвоката, прежде чем приступить к лечению заключенного. Сейчас он достаточно хорошо себя чувствует. Сестра здесь за ним присматривала. Просто потерпите немножко, и, как только адвокат сделает свое дело, можете лечить сколько угодно.
Уэйд открыл рот, собираясь заспорить, но понял тщетность протестов. Он замер на месте, словно угодил в ловушку, из которой нет выхода.
Рис взглянул на Эстер. Она улыбнулась ему в ответ, потом снова повернулась к Уэйду и надзирателю. Ее тошнило от глубокого разочарования в докторе.
Шли минуты.
Вошел запыхавшийся, раскрасневшийся Рэтбоун.
– Я хочу… – начал Рис. Он замолчал и прерывисто вздохнул. – Я хочу рассказать вам, что произошло…
