– Это осложняет дело, – хмурясь, согласился Рэтбоун. – Я кое-что читал по данному случаю. Невозможно раскрыть газету и не увидеть хотя бы короткое упоминание о нем. Какие свидетельства заставили полицию предположить, что Рис убил отца? Более естественной представляется версия, что на них напали и, возможно, ограбили воры или какие-то местные бандиты. Вам что-нибудь известно?
– Да. Монк нашел доказательства, связавшие их с серией изнасилований в Севен-Дайлзе…
– Минуточку! – перебил Рэтбоун, подняв ладонь. – Вы сказали «их»? О ком идет речь? И что за серия изнасилований в Севен-Дайлзе? Он еще и в изнасиловании обвиняется?
Изложить дело просто и ясно, как она планировала, не получалось. Эстер заметила, как изменилось лицо Рэтбоуна при упоминании ею Монка, и почувствовала себя виноватой. Что он увидел в ее глазах?
Нужно говорить разумно, грамотно и по порядку. Она начала заново.
– Одна женщина из Севен-Дайлза наняла Монка, чтобы узнать, кто сначала обманывал, а потом с нарастающей жестокостью начал насиловать и избивать фабричных женщин, вынужденных подрабатывать проституцией в Севен-Дайлзе… – Она замолчала.
Рэтбоун помрачнел. Относилось это к Монку или самим женщинам, поведение которых он осуждал? А может, адвокат опасался, что упомянутое обстоятельство осложнит защиту Риса?
– Что такое? – вырвалось у Эстер.
– Насилие – мерзкое преступление, – негромко ответил Оливер. – Но относится к числу тех, которые суды не станут расследовать… по целому ряду причин, в основном социальных… – Он слегка поморщился. – И правовых тоже. Изнасилование трудно доказать. Зачем Монк за него взялся? Он многое мог забыть, но должен помнить такие вещи!
– Я поспорила с ним из-за этого, – с едва заметной улыбкой сказала Эстер. – Но речь не о том, чего вы опасаетесь. – Она надеялась, что не выдает желаемое за действительное. – Он намеревается всего лишь выставить насильников напоказ перед их же обществом, а не спровоцировать жителей Сент-Джайлза на расправу и месть.
Рэтбоун скривил губы в ироничной улыбке.
– Как это похоже на Монка… Прекрасная мысль – воспользоваться лицемерным обществом для наказания своих же членов за преступление, которого оно предпочитает не замечать, а закону не разрешает карать. – Он не сводил глаз с ее лица. – Но какая здесь связь с Рисом Даффом и смертью его отца?
– С некоторых пор Рис водился с женщинами, компании которых его отец не одобрял, и избегал общения с приличными юными леди, – объяснила Эстер. – По крайней мере, так считает его мать. – Сама того не замечая, она теребила складки платья на коленях. – Возможно, отец на самом деле догадывался, чем занимается Рис. Как бы то ни было, в тот самый вечер они поссорились, Рис выбежал из комнаты и, по-видимому, покинул дом. Лейтон Дафф ушел вслед за ним примерно через полчаса, когда понял, что сына дома нет, и, вероятно, заподозрив, куда тот направился. – Она посмотрела на Рэтбоуна, желая убедиться, что тот следит за ее рассказом.
– Продолжайте, – адвокат кивнул. – Пока что все совершенно ясно.
– В ту ночь в Сент-Джайлзе изнасиловали и избили одну женщину, – снова заговорила Эстер. – В нескольких ярдах от Уотер-лейн. А немного позже на самой Уотер-лейн нашли тела Риса и его отца. Рис лежал без чувств и с тех пор не говорит. Лейтон Дафф умер.
– Итак, – заключил Рэтбоун, – предполагается, что Лейтон Дафф настиг Риса и его друзей в тот момент, когда было очевидно, что они изнасиловали женщину… либо совершали акт насилия, либо только что закончили. Он пришел в ярость, принялся уличать их или пробовал задержать, и один из них – или все они вместе – напал на него. Двоих он прогнал достаточно быстро, но Рис, понимая, что ему не уйти от расплаты, дрался, пока не убил его.
– Верно… более или менее. – Картина получалась страшная, и мисс Лэттерли не могла справиться с чувствами. Голос ее звучал прерывисто и ломко.
– Ясно. – Некоторое время Рэтбоун сидел, погрузившись в раздумья, и Эстер не мешала ему. Потом он поднял глаза и посмотрел на нее. – Вы не знаете, есть какие-нибудь сведения о спутниках Риса? Кто они?
– Знаю. Артур и Мармадьюк Кинэстоны. Они соответствуют описаниям свидетелей, а одна девушка, которая назвала Риса, знала и их имена – Артур и Дьюк.
– Понятно. Вы не знаете, они не пострадали физически одновременно с Рисом?
– Мне известно, что они не получали повреждений. – Эстер сразу поняла, о чем он думает. – Но это только доказывает, что они еще и трусы!
– Боюсь, что так. А может кто-нибудь подтвердить, что они посещали Севен-Дайлз, или установить их причастность к предыдущим изнасилованиям?
– Насколько я знаю, пока нет.
– Существуют ли доказательства, что эти преступления не совершались разными людьми в разное время? За неделю в Лондоне, должно быть, происходит множество изнасилований.
– Не думаю, что значительную их часть совершила троица злоумышленников, подходящих под описание свидетелей: один высокий и худощавый, другой среднего роста и третий хрупкого сложения. И все трое – джентльмены, приезжавшие и уезжавшие на кэбах, – мрачно сказала Эстер.
Рэтбоун вздохнул.
– Вы говорите так, будто считаете его виноватым. Это так?
Ей не хотелось отвечать. Теперь, когда Оливер спросил напрямик и она посмотрела в его умные, проницательные глаза и поняла, что не может солгать, приходилось принимать решение.
Он ждал.
– Рис говорит, что не виноват, – очень медленно заговорила Эстер, подбирая слова. – Я не уверена в его воспоминаниях. Они его пугают, вызывают ужас. Думается, когда он так говорит, то выдает желаемое за правду. Возможно, он и сам не знает.
– Но вы считаете, что по какой-то причине он все-таки совершил этот поступок, – подытожил Рэтбоун.
– Да… да, я так считаю. Я не могу этого отрицать.
– Тогда чего же вы от меня хотите?
– Помогите ему… Я… – Теперь Эстер поняла, до какой же степени и в отношении Риса, и в ее обращении к Рэтбоуну эмоции превалировали над рассудком. Но даже сейчас она не могла свернуть с выбранного пути. – Прошу вас, Оливер. Я не знаю, как это произошло или почему он угодил в такую отчаянную ситуацию. Я… Мне нечего возразить в его защиту… Я не знаю, что именно, просто верю – что-то должно найтись. – Она смотрела в его доброжелательное, умное лицо, иногда такое строгое, а сейчас выражающее участие.
Эстер заставила себя думать только о Рисе, о его страхах, его беспомощности.
– Быть может, я прошу не о правосудии, а о милосердии? Ему нужен тот, кто станет говорить за него… – Она горько усмехнулась. – Даже в буквальном смысле! Не думаю, что он – чистое зло. Я провела возле него слишком много времени. Видела, как он страдает. Если он это сделал, то должны быть какие-то причины, по крайней мере, какое-то объяснение! Я имею в виду…
– Вы имеете в виду сумасшествие, – закончил за нее Рэтбоун.
