Монк почти не слушал. Даже после ее рассказа он не мог вспомнить, как проделал все это. В голове всплывало лишь ощущение победы, пьянящее чувство глубокого удовлетворения оттого, что посрамил Ранкорна. Сейчас он чувствовал только стыд. Что бы там Ранкорн ему ни сделал, он сыграл с ним злую шутку, отомстил слишком жестоко. Но пока понятия не имел за что.
Тихо поблагодарив собеседницу, Монк ушел, оставив ее в недоумении; она бормотала себе под нос что-то про то, как меняются времена.
За что? Он шагал под дождем, опустив голову, глубоко засунув руки в карманы, не обращая внимания на сточные канавы и мокрые ноги. Уже совсем рассвело. Почему он так поступил? Была ли это обдуманная и рассчитанная жестокость, как все думают? Если да, то неудивительно, что Ранкорн до сих пор его ненавидит. Лишиться продвижения по службе уже вполне достаточно. Но на войне как на войне. Однако потерять женщину – жестокий удар, такого Монк сейчас ни одному мужчине не пожелал бы.
Суд над Рисом Даффом уже начался. А Монк теперь обладал актуальной информацией, пусть даже от нее будет мало реальной пользы. Нужно идти и рассказать все Рэтбоуну. Эстер будет неприятно поражена. А как Сильвестра воспримет новость, что ее муж тоже был насильником, он и представить себе не мог.
Уильям пересек Риджент-стрит, почти не заметив, как покинул Сент-Джайлз, и остановился выпить чашку горячего чая. Может, не надо говорить Рэтбоуну?
Это не освободит Риса от ответственности за убийство отца – лишь от одного из изнасилований, в которых его все равно не обвинят!
Но это часть истины, а истина имеет значение. Сейчас делать какие-то выводы рано. Рэтбоун платит за то, чтобы Уильям узнавал все, что может. И он обещал Эстер. Он должен дорожить честью, не изменять себе и ценить мнение друзей. Очень больно узнавать, каким ты был. Особенно когда не помнишь и не понимаешь себя прошлого.
Понимал ли себя Рис Дафф?
Сейчас это неважно. Монк – взрослый человек и несет ответственность независимо от того, помнит он или нет. Теперь он определенно знает, на что способен, и готов держать ответ. Раньше Уильям не присматривался к себе из страха перед тем, что может узнать. Уязвленная гордость стерла из памяти Ранкорна и саму мысль о раскаянии.
Неужели он наконец набрался храбрости?
Он был жесток, капризен, скор на суждения, но никогда не был лжецом и трусом…
Монк допил чай, взял булочку, заплатил за нее и, жуя на ходу, направился в полицейский участок.
Ему пришлось ждать до четверти десятого, пока приедет Ранкорн.
В элегантном пальто и блестящих туфлях, с розовым свежевыбритым лицом, он выглядел чистым и сухим, и от него так и веяло теплом.
Ранкорн критически оглядел Монка, его слипшиеся от дождя волосы, усталое лицо и ввалившиеся глаза, мокрое пальто и раскисшие грязные ботинки. Лицо начальника лучилось самодовольством, глаза удовлетворенно блестели.
– У тебя, похоже, наступили трудные времена, Монк! – весело сказал он. – Хочешь зайти погреть ноги? Может, чашку чая?
– Уже выпил, спасибо, – отвечал Уильям. Лишь неотвязная мысль о презрении к трусости удерживала его на месте, и он думал о том, что скажет Эстер, если не выдержит этого последнего столкновения. – Но зайду. Мне нужно поговорить с тобой.
– Я занят, – ответил Ранкорн. – Но, полагаю, минут пятнадцать смогу уделить. Ты ужасно выглядишь!
Он открыл дверь в кабинет, и Монк прошел за ним. Кто-то уже разжег камин, и в помещение было приятно зайти. В воздухе чувствовался слабый запах воска и лавандового крема.
– Садись, – предложил Ранкорн. – Только сначала сними пальто, а то запачкаешь мне стул.
– Я всю ночь провел в Сент-Джайлзе, – сообщил Монк, не присаживаясь.
– Оно и видно, – заметил Ранкорн и поморщился. – Воняет от тебя соответственно.
– Я разговаривал с Бесси Маллард.
– Она кто? И зачем ты мне об этом рассказываешь? – Усевшись, Ранкорн устроился поудобнее.
– Когда-то была шлюхой. Теперь содержит маленький пансионат. Она рассказала мне про ту ночь, когда проходила облава в борделе на Каттерз-роу и там поймали судью Гаттериджа, а он упал с лестницы… – Монк замолчал.
У Ранкорна побагровело лицо. Ладони на гладкой столешнице сжались в кулаки.
Уильям глубоко вздохнул. Отступать было некуда.
– За что я тебя так ненавидел, если устроил такое? Я не помню.
Ранкорн смотрел на него расширившимися глазами, начиная понимать, что говорит Монк.
– Тебе какое дело? – произнес он высоким голосом, в котором слышалась боль. – Ты погубил наше с Дорой будущее. Ты этого хотел?
– Не знаю. Я же тебе сказал, что не помню. Но я поступил жестоко и хочу знать почему.
Ранкорн моргнул. Он растерялся. Перед ним стоял не тот Монк, которого он знал.
Уильям наклонился над столом, глядя на него сверху вниз. За тщательно выбритым лицом, за маской самодовольства скрывался человек, самолюбию которого он нанес незаживающую рану. Но почему?
– Прости! – произнес он вслух. – Мне жаль, что я это сделал. Но мне необходимо знать, почему я так поступил. Когда-то мы работали вместе, доверяли друг другу. Плечом к плечу ходили по Сент-Джайлзу и никогда друг в друге не сомневались. Что изменилось? Это из-за тебя… или из-за меня?
Ранкорн так долго молчал, что Монк уже не надеялся дождаться ответа.
За дверью слышался топот ног, обутых в тяжелую обувь, с карнизов на подоконники падали капли дождя. Где-то вдали на улице громыхали колеса, ржали лошади.
– Из-за нас обоих, – ответил наконец Ранкорн. – Можно сказать, все началось из-за пальто.
– Пальто? Какого пальто? – Уильям понятия не имел, о чем идет речь.
– Я купил пальто с бархатным воротником. Ты пошел и купил с меховым, немного лучше моего. Мы собрались поужинать в одном месте.
– Какая глупость, – произнес Монк.
– И я тебе отомстил, – продолжал Ранкорн. – Что-то там случилось у нас с девушкой. Я теперь даже и не помню что. И так пошло цепляться одно за другое, пока настолько не разрослось, что пути назад уже не было.
– И всё? Из простого ребячества? – ужаснулся Монк. – Ты потерял любимую женщину из-за воротника пальто?
От прилива крови у Ранкорна потемнело лицо.
– Не только из-за этого! – возразил он. – Из-за… – Он снова посмотрел на Уильяма разгоряченными злыми глазами; такой прямоты Монк в них никогда не видел. Он понял, что стена между ними сейчас наконец рухнула. – Из-за множества вещей. Ты подрывал мой авторитет среди подчиненных, смеялся надо мной у меня за спиной, подвергал сомнению мои идеи, производимые мною аресты…
Сыщик почувствовал, что снова погружается в пустоту. Он не знал, говорит Ранкорн правду или ищет оправданий.
