Рэтбоун всю ночь отправлял посыльных. Монк уже находился в зале.
Рис на скамье подсудимых выглядел бледным и больным. Он заметно страдал от физических болей и душевных терзаний, но теперь к ним добавилось отчаяние, и Оливер думал о том, что молодой человек уже ни на что не надеется и ждет лишь скорейшего завершения своих мучений.
Сильвестра словно пребывала в кошмаре и не могла ни двигаться, ни говорить. По одну сторону от нее сидела Фиделис Кинэстон, по другую – Эглантина Уэйд. Рэтбоун порадовался, что она не одна, хотя, возможно, ей тяжелее будет видеть предстоящее в компании подруг. Некоторые предпочли бы пережить подобный шок в одиночестве, когда можно поплакать наедине с собой.
Хотя об этом узнают все. Ей не удастся утаить правду, превратить ее в семейную тайну. Быть может, даже лучше огласить ее в суде – это позволит избежать шепотков за спиной и пересудов. В любом случае у Рэтбоуна не было выбора. Он не сообщил Сильвестре, что намерен сообщить суду. Не она его клиентка; его клиент – Рис. И у него не хватило времени и возможности рассказать ей о том, что узнал Монк. Он даже не мог предугадать, что станут говорить его свидетели. Рэтбоун просто хватался за последнюю возможность защитить Риса, и терять ему было нечего.
– Сэр Оливер? – обратился к нему судья.
– Милорд. – Адвокат склонил голову. – Защита вызывает Виду Хопгуд.
Судья удивился, но не сделал замечания. По рядам зрителей пробежало легкое движение.
Вида вышла к стойке, немного волнуясь, высоко держа подбородок и расправив плечи; ее роскошные волосы наполовину скрывала шляпка.
Рэтбоун сразу же приступил к делу. Он совершенно не был уверен в этой женщине, но временем на подготовку ее выступления не располагал. Он боролся за выживание, и больше ничего.
– Миссис Хопгуд, чем занимается ваш муж?
– У него фабрика, – осторожно отвечала она. – Там шьют рубашки и все такое.
– И он нанимает женщин, чтобы шить рубашки… и все такое? – спросил Рэтбоун.
На галерее кто-то хихикнул. Смех прозвучал нервно. В отличие от Рэтбоуна, зрители могли позволить себе расслабиться.
– Да, – подтвердила Вида.
Эбенезер Гуд встал со своего места.
– Да, мистер Гуд, – поддержал его судья. – Сэр Оливер, занятие мистера Хопгуда имеет отношение к виновности или невиновности мистера Даффа по этому делу?
– Имеет, милорд, – без колебаний отвечал Рэтбоун. – Женщины, нанимаемые им, имеют самое непосредственное отношение к этому вопросу, потому что в данной трагедии настоящими жертвами являются они.
В зале послышался изумленный гомон зрителей. Некоторые присяжные выглядели смущенно, другие досадовали.
Рис пошевелился в своем кресле, и его лицо исказилось гримасой боли.
Казалось, судья тоже недоволен.
– Если вы, сэр Оливер, собираетесь продемонстрировать суду, что они в некотором роде подверглись насилию, то это не поможет вашему клиенту. Тот факт, что они опознают или не опознают своих обидчиков, только расстроит их, а вам ничего не даст. На деле это лишь ослабит сочувствие вашему подзащитному. Если вы намереваетесь сделать заявление о невменяемости, то требуются реальные доказательства весьма специфического характера; уверен, это вам очень хорошо известно. Вы исходили из предположения, что ваш клиент невиновен. Желаете изменить позицию?
– Нет, милорд. – Рэтбоун слышал, как его слова падают в тишину зала, и размышлял о том, не совершает ли он страшную ошибку. Что сейчас думает о нем Рис? – Нет, милорд. У меня нет оснований сомневаться, что мой клиент в здравом уме.
– Тогда продолжайте допрос леди Хопгуд, – велел судья. – Но побыстрее переходите к делу. Я не позволю вам злоупотреблять временем и терпением суда, используя тактику затягивания.
Рэтбоун понимал, насколько справедливо замечание судьи.
– Благодарю, милорд, – вежливо сказал он и повернулся к Виде. – Миссис Хопгуд, у вас в последнее время возникла нехватка работниц?
– Да. Многие болели, – ответила она. Вида знала, что он хочет услышать. Она была умная женщина, но слова произносила на свой манер. – Или, вернее, получили повреждения. Мне порядком пришлось с ними повозиться, но я выпытала у них, что случилось. – Она вопросительно взглянула на Рэтбоуна и, увидев выражение его лица, с чувством продолжила: – Они малость подрабатывают на панели… прошу прощенья, сэр, я хотела сказать, встречают то тут, то там какого-нибудь джента, чтоб можно было хлеба купить… когда дети голодные и все такое.
– Мы понимаем, – заверил ее Рэтбоун и повернулся к присяжным. – Вы имеете в виду, что они непрофессионально занимаются проституцией, когда приходится особенно трудно.
– Это то, что я сказала? Ну да. Не могу их винить, бедняжек. Ну кто сможет спокойно смотреть, как дети голодают, и ничего не делать? Это не по-людски. – Вида перевела дыхание. – Вот я и говорю, некоторые подрабатывали на стороне. Ну, поначалу их просто обманывали, не платили. Сутенеров, как вы понимаете, у них нету. – Ее красивое лицо потемнело от злости. – Дальше – хуже. Эти парни не только не платили, но и начали грубить, а там и поколачивать. А потом все сильней и сильней. – По выражению исказившегося лица было ясно видно, как ей обидно и больно. – Некоторых избивали очень сильно, ломали кости, носы, выбивали зубы, пинали ногами… А среди них были и почти дети. Поэтому я собрала малость деньжат и наняла кое-кого, чтобы разузнать, кто творит такое. – Она вдруг замолчала, посмотрела на Рэтбоуна. – Вы хотите, чтобы я назвала, кого наняла и что он узнал?
– Нет, спасибо, миссис Хопгуд, – ответил Рэтбоун. – Вы сделали очень многое для того, чтобы эти бедные женщины сами могли рассказать нам о случившемся. Только еще одно…
– Да?
– Вам известно, сколько женщин пострадали таким образом?
– В Севен-Дайлзе? Насколько я знаю, около двадцати. А потом это началось в Сент-Джайлзе…
– Благодарю вас, миссис Хопгуд, – перебил ее Рэтбоун. – Пожалуйста, говорите, только исходя из личного опыта.
Гуд снова встал.
– Все, что мы пока что услышали, всего лишь слухи. Миссис Хопгуд сама не является жертвой, и мистера Риса Даффа она не упоминала. Я проявил невероятное терпение, как и ваша честь. Все это трагично и возмутительно, но совершенно не относится к делу.
– Это относится к делу, милорд, – возразил Рэтбоун. – Обвинение гласит, что Рис Дафф пошел в район Сент-Джайлз воспользоваться услугами проституток, а его отец последовал за ним, наказал за поведение, и в результате ссоры Рис убил своего отца и сам получил тяжелейшие травмы. Поэтому случившееся с этими женщинами имеет для нашего дела первостепенную важность.
– Я бы не стал заявлять, что этих несчастных женщин изнасиловали, милорд, – возразил Гуд. – Но если так, то это только добавляет жестокости поведению обвиняемого и подтверждает обоснованность мотива. Неудивительно, что отец уличил его в тяжком грехе и сурово наказал, возможно, даже пригрозил предать суду.
