Естественно, я попытался.
Моей сиделкой оказался молодой человек примерно моего возраста (моего СМЕРТНОГО возраста) с лохматыми светлыми волосами и голубыми глазами. На нём был медицинский халат и распахнутая лыжная куртка со словами «ГОРА ОКЕМО», вышитыми на её кармане. Лицо было загорелым, как у лыжника. Я чувствовал, что должен его знать. (Такое ощущение у меня бывало часто, с тех пор, как я свалился с Олимпа.) Я лежал на раскладушке посреди домика. По обеим от меня сторонам стояли двухъярусные кровати. Массивные кедровые балки подпирали потолок.
Белые оштукатуренные стены были голыми, за исключением нескольких крючков для верхней одежды и оружия. Это помещение могло служить скромным пристанищем практически в любую эпоху — в древних Афинах, средневековой Франции, во времена освоения Айовы. Здесь пахло чистым бельем и сушеным шалфеем. Единственными украшениями были несколько цветочных горшков на подоконнике, где ярко-желтые цветы распустились несмотря на холодную погоду за окном.
— Эти цветы… — Мой голос был охрипшим, как будто я вдохнул дым из увиденного сна. — Они с Делоса, моего священного острова.
— Ага, — сказал юноша. — Они растут только в Седьмом домике — твоём домике. Ты знаешь, кто я такой?
Я изучил лицо парня. Эта невозмутимость в его глазах, улыбка, покоящаяся на губах, завитки волос вокруг ушей… У меня было смутное воспоминание о женщине, певице в стиле альткантри, с которой я когда-то встречался в Остине. Даже сейчас я покраснел, думая о ней. В моем подростковом облике наш роман казался фильмом, просмотренным сто лет назад — фильмом, который мне запретили бы смотреть родители.
Но этот мальчик был определённо сыном Наоми.
Это значит, что и моим сыном тоже.
Что было очень, очень странно.
— Ты Уилл Солас, — сказал я. — Мой…эм….
— Да, — согласился Уилл. — Неловко получилось.
У меня закружилась голова, и я начал скатываться набок.
— Оу, полегче! — Уилл подхватил меня. — Я старался вылечить тебя, но, честно говоря, не пойму, что не так. В твоих жилах течёт кровь, а не ихор. Ты быстро исцеляешься от ран, но твои показатели состояния организма совсем как у человека.
— Не напоминай.
— Хорошо, ладно… — Он положил руку мне на лоб и сосредоточенно нахмурился. Его пальцы слегка дрожали. — Я ни о чем не подозревал, пока не попытался напоить тебя нектаром. У тебя задымились губы. Я чуть тебя не убил.
— Аааа… — я провёл языком по нижней губе, которая набрякла и онемела. Хотелось бы знать, объясняло ли это мой сон о дыме и огне. Надеюсь, что да.
— Полагаю, Мэг забыла рассказать тебе о моём состоянии.
— Полагаю, что забыла, — Уилл взял мою руку и проверил пульс. — Ты выглядишь примерно моего возраста, где-то около 15 лет. Сердечный ритм в норме. Рёбра заживают. Нос опух, но не сломан.
— И у меня угри, — пожаловался я. — И жир на боках.
Уилл наклонил голову.
— Ты смертный, а это всё, что тебя волнует?
— Ты прав. Я бессилен. Слабее даже вас, жалких полубогов!
— Ну, спасибо…
Я почувствовал, что он хотел сказать «отец», но был вынужден остановить себя. Было непросто думать об этом юноше как о моём сыне. Он выглядел таким спокойным, таким непритязательным и таким чистым от угрей. Он также не выражал благоговения в моём присутствии.
Уголок его рта задергался.
— Тебе, что… весело? — спросил я.
Уилл пожал плечами.
— Ну, тут одно из двух — либо плакать, либо смеяться. Мой отец, бог Аполлон, 15-летний…
— Шестнадцатилетний, — поправил я. — Давай отталкиваться от 16-ти.
— Шестнадцатилетний смертный, лежащий на раскладушке в моём домике. И даже со всем своим искусством исцеления, унаследованным от тебя же, я по-прежнему не могу понять, как исправить твоё состояние.
— Тут ничего уже не исправишь, — сказал я с несчастным видом. — Меня изгнали с Олимпа. Моя судьба связана с девчонкой по имени Мэг. Хуже по-любому не будет!
Уилл засмеялся, что я посчитал довольно наглым.
— По-моему, Мэг классная. Она уже ткнула Коннора Стоулла в глаз и заехала Шерману Янгу в пах.
— Она…что сделала?
— Мэг прекрасно здесь справляется. Она ждет тебя снаружи, как и большинство полубогов.
Улыбка Уилла поблекла.
— Да, и приготовься, они задают много вопросов. Все хотят знать о твоём прибытии, твоей смертной ситуации, а ещё — имеет ли это что-то общее с происходящим в лагере.
Я нахмурился.
— А что происходит в лагере?
Двери домика отворились. Двое полубогов шагнули внутрь. Один из них был высоким парнем лет 13-ти, его кожа была цвета полированной бронзы, а косички закручивались подобно спиралям ДНК. В своей черной шерстяной куртке и черных джинсах он напоминал китобоя, только что сошедшего с палубы корабля 18 века. Другой новоприбывшей была девочка помладше в оливковом камуфляже. За спиной у неё был полный колчан стрел, а её короткие рыжие волосы были выкрашены в ярко-зеленый цвет, что, казалось, сводило на нет смысл ношения камуфляжа. Я улыбнулся, обрадованный тому, что вспомнил их имена.
— Остин, — сказал я. — И Кайла, так ведь?
Вместо того, чтобы упасть на колени и благодарно запричитать, они всего лишь нервно переглянулись.
— Так это действительно ты, — сказала Кайла.
Остин нахмурился.
— Мэг сказала нам, что тебя избила парочка хулиганов. Что у тебя нет способностей, и что ты вел себя в лесу как истеричка.
У меня во рту появился вкус сожженных покрышек от школьного автобуса.
— Мэг слишком много болтает.
— Но ты смертный? — спросила Кайла. — Совсем-совсем смертный? Означает ли это, что я потеряю своё умение стрелять? Да я даже не смогу пройти отбор на Олимпиаду до 16-летия!
— И если я утрачу свои музыкальные… — Остин потряс головой. — Нет, чувак, это неправильно.
Моё последнее видео собрало где-то полмиллиона просмотров за неделю. И что мне теперь делать?
То, как мои дети расставляли приоритеты, согревало мне сердце: их навыки, их внешний вид, их просмотры на YouTube. Говорите что угодно о богах, как о безответственных родителях, но наши дети наследуют только лучшее от нас.
— Мои проблемы не должны вас коснуться, — пообещал я. — Если б Зевс по инерции лишил божественных сил всех моих потомков, половина медицинских школ страны закрылась бы. Зал Славы Рок-н-Ролла просто исчез бы. А гадалки прикрыли бы все свои лавочки!
Остин расслабил плечи.
— Какое облегчение!
— Так что, если ты помрешь как смертный, — спросила Кайла, — мы не исчезнем?
