Моя защита была на нулевом уровне. Самая маленькая адская гончая или дракон могли бы запросто пообедать великим Аполлоном. Если бы какому-нибудь раздраженному барсуку потребовалось свести со мной счеты, я мог бы быть обречен.
Я оперся на дерево, пытаясь восстановить дыхание. Мне показалось, что дерево пыталось меня оттолкнуть, шепча голосом, который я так хорошо помнил: «Иди, Аполлон. Здесь тебе не отдохнуть».
— Я любил тебя, — пробормотал я.
Часть меня понимала, что я был в бреду и мне виделось всякое из-за сотрясения. Но я мог бы поклясться, что видел лицо моей возлюбленной Дафны на каждом древесном стволе, мимо которого проходил. Ее черты проступали из-под коры, будто лесной мираж: нос с небольшой горбинкой, косые зеленые глаза, губы, которые я так и не смог поцеловать, но о которых не переставал мечтать.
«Ты любил всех хорошеньких девчонок, — бранила она, — и всех хорошеньких парней, если уж на, то пошло».
— Не так сильно, как тебя, — воскликнул я. — Ты была моей первой настоящей любовью. О, Дафна!
«Побудь на моем месте, — сказала она, — и раскайся».
Я помнил, как преследовал ее: запах сирени, доносимый до меня легким ветерком; ее гибкое тело, исчезающее в пестрых бликах леса. Я гнался за ней, казалось, на протяжении многих лет.
Возможно, так и было.
А потом я веками винил Эрота.
Я безрассудно высмеял его навыки стрельбы из лука. От злости он поразил меня золотой стрелой, направив всю мою любовь на прекрасную Дафну, но и это не было худшим во всей этой истории. Сердце же Дафны Эрот поразил стрелой, устранившей малейшую возможность ее ко мне привязанности.
Люди не понимают, что стрелы Эрота не могут пробудить эмоцию из ниоткуда. Они только взращивают уже существующие задатки. Дафна и я могли бы быть чудесной парой. Она была моей истинной возлюбленной. Она могла бы ответить на мои чувства. Но, спасибо Эроту, я влюбился по уши, а Дафна меня возненавидела (конечно же, как все мы знаем, ненависть — это лишь оборотная сторона любви). Нет ничего более печального, чем любить кого-то всеми фибрами души и знать, что тебе никогда не ответят взаимностью.
Говорят, что я преследовал ее, подчинившись мимолетному порыву, развлечения ради, что я просто гнался за еще одной юбкой. Все это абсолютная неправда. Когда Дафна, спасаясь от меня, взмолилась Гее, чтобы та обратила ее в лавровое дерево, часть моего сердца будто бы тоже обросла корой. Я изобрел лавровый венец, чтобы увековечить мою неудачу, наказать самого себя за судьбу, постигшую мою возлюбленную. Каждый раз, когда какой-нибудь герой получает лавровый венок, я вспоминаю о девушке, которую никогда не смогу заполучить.
Полюбив Дафну, я поклялся, что никогда не женюсь. Иногда я утверждал, что я просто не мог выбрать между девятью музами. Удобная история. Девять муз всегда сопровождали меня, и каждая из них была по-своему прекрасна. Но они не могли завладеть моим сердцем, как Дафна.
Только одному человеку удалось так же сильно меня задеть — безупречный Гиацинт, и его у меня тоже забрали.
Все эти мысли роились в моей голове. Я шатался от дерева к дереву, опираясь на них, хватаясь за низкие ветви, как за поручни.
«Нельзя здесь умирать, — шептала Дафна. — Тебе нужно многое сделать. Ты дал клятву».
Да, моя клятва. Мэг нуждалась во мне. Мне нужно было…
Я упал лицом на холодную землю.
Я не уверен, сколько я так пролежал.
Чей-то теплый нос дышал в мое ухо. Шероховатый язык облизывал лицо. Сначала я подумал, что умер, и Цербер нашел меня у врат в Аид. Затем существо перевернуло меня на спину. Темные ветви деревьев рассекали небо. Я все еще был в лесу. Надо мной нависала золотая морда льва. Его янтарные глаза были одновременно красивы и беспощадны. Он лизал мое лицо так, будто пытался решить, хороший из меня обед или нет.
— Пфт, — я выплюнул изо рта львиные волосы.
— Просыпайся, — откуда-то справа донесся женский голос.
Он принадлежал не Дафне, но я его смутно узнавал.
Кое-как я поднял голову. Второй лев сидел неподалеку, у ног женщины в темных очках. В ее заплетенных в косички волосах поблескивала тиара из золота и серебра. На ее платье были узоры в виде листьев папоротника. Ее руки были покрыты тату из хны. Она предстала совсем не такой, какой я видел ее в своем сне, но мне удалось ее узнать.
— Рея, — прохрипел я.
Она склонила голову набок.
— Здорово, Аполлон. Не хочу выносить тебе мозг, но нам надо поговорить.
Глава 26
Императоры?
Кляп из символа мира
Не прикольно, Мам
ДОЛЖНО БЫТЬ, МОЯ РАНЕНАЯ ГОЛОВА на вкус была как говядина Вагю
[37]. Лев продолжал лизать мне лицо, и мои волосы становились все более липкими и влажными. Странно, но это как будто помогло мне собраться с мыслями. Возможно, львиная слюна обладала целебными свойствами. Догадываюсь, что как богу медицины мне следовало бы об этом знать, но прошу извинить меня за то, что я не провел экспериментальное исследование слюны каждого отдельно взятого животного методом проб и ошибок. С трудом я сел и оказался лицом к лицу с королевой титанов. Рея прислонилась к борту автофургона «Фольксваген», раскрашенного закрученными черными листьями папоротника. Такие же узоры были и на её платье. Кажется, черный папоротник был одним из символов Реи, но я не мог вспомнить почему. Для богов Рея всегда была чем-то таинственным. Даже Зевс, который знал ее лучше всех, нечасто о ней говорил.
Похожая на башню корона окружала ее лоб, как сверкающие рельсы. Когда она взглянула на меня сверху вниз, ее тонированные очки сменили цвет с оранжевого на фиолетовый. Пояс макраме стягивал ее талию, а на шее висел латунный кулон в виде символа мира.
Она улыбнулась.
— Рада, что ты очнулся. Я волновалась, чувак.
Мне очень хотелось, чтобы люди перестали называть меня чуваком.
— Почему ты… Где ты была все эти столетия?
— За городом, — она почесала уши своего льва. — После Вудстока
[38] я слонялась поблизости, открыла гончарную мастерскую.
— Ты… что?
Она склонила голову.
