Были времена, когда я поджарил бы любого, назвавшего меня «Солнышко». После того, как древний бог-титан Гелиос передал мне управление солнечной колесницей, Арес называл меня «Солнышко» столетиями. Это была одна из тех немногих шуток, какие он понимал (во всяком случае, одна из немногих приличных шуток).
— Я в порядке, — огрызнулся я. — Ч-что происходит? Калипсо, тебя уже вылечили?
— Вообще-то ты был в отключке несколько часов, — она подняла свою недавно сломанную руку, которая теперь выглядела как новая, и пошевелила пальцами. — Но да, Эмми как целитель может соперничать с Аполлоном.
— Обязательно надо было это говорить? — прорычал я. — Ты имеешь в виду, что я лежал тут несколько часов и никто этого не заметил?
Лео пожал плечами.
— Мы были немного заняты, обсуждая дела. Наверное, мы бы и не заметили тебя, пока не закончили, если бы, э-э… кое-кто не захотел поговорить с тобой.
— Ммм, — Калипсо кивнула, в ее глазах появилось тревожное выражение. — Он очень настаивал на этом.
Она махнула рукой в сторону окна-розы.
Сначала мне показалось, что я вижу оранжевые пятна. Потом понял, что ко мне плывет призрак. Вернулся наш друг Агамед, обезглавленный дух.
Глава 6
О волшебный шар,
Оракул-неумеха!
Ой, ухо горит
ПРИЗРАК МЕДЛЕННО ПЛЫЛ к нам. У него не было лица, поэтому было трудно понять, какое у него настроение. Тем не менее, он выглядел взволнованным. Он указал на меня, а затем выдал серию жестов, которые я не понял: тряс кулаком, сплетал пальцы, сгибал руку, будто держа какую-то сферу. Призрак остановился по другую сторону кофейного столика.
— Как жизнь, Сырок? — спросил Лео.
Джозефина фыркнула:
— Сырок?
— Ну, он оранжевый. Интересно, почему? И почему у него нет головы?
— Лео, — упрекнула Калипсо. — Не груби.
— Эй, это нормальный вопрос.
Эмми понаблюдала за жестами призрака:
— Никогда не видела его таким взволнованным. А оранжевый он, потому что… Окей, на самом деле, я без понятия. А насчёт отсутствия головы…
— Его брат отрезал ему голову, — договорил я. Воспоминание всплыло из тёмных глубин моего смертного разума, хотя подробностей я всё равно не помнил. — Агамед был братом Трофония, духа Тёмного Оракула. Он…
Было что-то ещё. Что-то, вызывавшее чувство вины. Но я не мог вспомнить.
Все уставились на меня.
— Что сделал его брат? — переспросила Калипсо.
— Откуда ты это знаешь? — потребовала ответа Эмми.
У меня его не было. Я и сам толком не знал, как эта информация оказалась в моей голове, однако призрак указывал на меня, как бы говоря: «Этот парень знает, в чём дело» или вовсе: «Это твоя вина». Затем он вновь сделал жест, будто держит сферу.
— Ему нужен волшебный шар предсказаний, — поняла Джозефина. — Сейчас вернусь.
Она убежала в свою мастерскую.
— Волшебный шар предсказаний? — Лео с ухмылкой взглянул на Эмми. Бирка с именем на его спецовке гласила: «Джорджи». — Она шутит, да?
— Она смертельно серьёзна, — ответила Эмми. — Эм… образно говоря. Нам лучше присесть.
Калипсо и Эмми заняли кресла, Лео забрался на диван рядом со мной, подпрыгивая с таким энтузиазмом, что я ощутил досадный всплеск ностальгии по Мэг МакКэффри. Пока мы ждали Джозефину, я пытался вспомнить какие-нибудь детали истории Агамеда. Почему его брат Трофоний отрезал ему голову и почему я чувствовал себя таким виноватым? Но ничего не вышло — было только неясное чувство тревоги и ощущение, что, несмотря на отсутствие глаз, Агамед таращится на меня.
Наконец Джози вернулась. В руке она держала чёрную пластиковую сферу размером с мускатную дыню. На шаре была нарисована восьмерка в белом круге.
— Люблю такие штуки, — оживился Лео. — Не видел их лет сто.
Мрачно уставившись на шар, я предположил, что это какая-нибудь разновидность бомбы — это бы объяснило бурный восторг Лео.
— Что оно делает?
— Шутишь? Чувак, это волшебный шар предсказаний. Ты спрашиваешь его о будущем.
— Невозможно. Я бог пророчеств и знаю обо всех формах для предсказаний, но я никогда не слышал о каком-то волшебном шаре-восьмёрке.
Калипсо наклонилась вперёд:
— Я тоже не знакома с этим видом волшебства. Как оно работает?
Джозефина просияла:
— Ну, по идее, это просто игрушка. Ты трясёшь его, и ответ появляется в этом маленьком окошке внизу. Я немного усовершенствовала его. Иногда шар улавливает мысли Агамеда и переводит их в текст.
— Иногда? — уточнил Лео.
— Ну, в 30 % случаев. Всё, что мне удалось сделать, — пожала плечами Джозефина.
Я всё ещё не понимал, о чём они говорят. Волшебный шар представлялся мне весьма туманным способом предсказания. Это было больше похоже на рулетку Гермеса, чем на достойного меня Оракула.
— Разве Агамеду не проще просто написать, что он хочет сказать? — удивился я.
Эмми послала мне предостерегающий взгляд:
— Агамед не умеет писать. И для него это несколько болезненная тема.
Призрак повернулся ко мне. Его аура приобрела оттенок кровавого апельсина.
— Оу. А эти его жесты?
— Мы не смогли их распознать, — ответила Джо, — хотя пытаемся все семь лет, которые Агамед с нами. Волшебный шар предсказаний — это наш единственный способ общения. Держи, дружище.
Она бросила ему сферу. Я думал, шар пролетит сквозь бесплотного Агамеда и вдребезги разобьётся об пол, однако призрак с легкостью поймал его.
— Итак! — объявила она. — Агамед, что ты хочешь сказать нам?
Призрак энергично тряхнул волшебный шар и кинул его мне. Я не ожидал, что сфера будет наполнена жидкостью. Любой трюкач, жонглирующий бутылками с водой, скажет вам, что контролировать такой предмет гораздо сложнее. Шар ударился о мою грудь и упал мне на колени. Я еле успел поймать его, пока он не скатился с дивана.
— Какая сноровка! — пробормотала Калипсо. — Ты что, не слушал? Переверни его.
— Ой, помолчи!
Ах, если бы Калипсо могла разговаривать только 30 % времени! Я перевернул шар вверх дном.
Как и описывала Джозефина, в основании сферы находился слой прозрачного пластика, служащий окошком для жидкости внутри. Большой игральный кубик белого цвета выплыл из глубин. (Я знал, что эта штука как-то связана с жалкими азартными играми Гермеса!) Прижавшаяся к окошку сторона демонстрировала печатные буквы, складывавшиеся в предложение.
