— Я не буду показывать им свою говорящую стрелу, — сказал я. — Однако готов поделиться лимериком.
— Нет! — взвизгнули Калипсо и Лео одновременно.
Бросив вилки, они закрыли уши ладонями.
Я продекламировал:
— Жил да был бог искусств Аполлон.
В голубую пещеру отправился он.
Но на бронзовом трехместном
Огнееде расчудесном
Смерть с безумьем проглотить принуждён.
За столом воцарилась неловкая тишина.
Джозефина наградила меня сердитым взглядом.
— Никто никогда еще не отваживался произнести лимерик в этом доме, Аполлон.
— Поэтому давайте надеяться, что больше никто никогда этого не сделает, — согласился я. — Но это — пророчество Додоны, приведшее нас сюда.
Лицо Эмми напряглось, не оставляя никаких сомнений в том, что она была той самой Гемитеей, которую я обессмертил так много веков назад. Я узнал силу в её глазах — ту самую решимость, что заставила её броситься с обрыва, вверяя судьбу богам.
— «В голубую пещеру отправился он…» — сказала она. — Это Оракул Трофония, разумеется. Он находится в пещерах Блю Спринг, примерно в восьмидесяти милях южнее города.
Жующий Лео ухмыльнулся. Из его рта лавиной посыпались крошки цвета земли.
— Тогда этот поиск вообще легче легкого. Мы забираем Фестуса, потом забиваем это место в Гугл Карты и летим туда.
— Сомнительно, — сказала Джозефина. — Все прилежащие окрестности у императора строго охраняются. Вы не сможете даже близко подлететь к Блю Спринг — вас подстрелят в воздухе. Даже если бы вы могли, все входы в пещеру слишком маленькие, чтобы через них мог пролезть дракон.
Лео скривился.
— Но лимерик…
— Может вводить в заблуждение, — сказал я. — Это же лимерик, в конце концов.
Калипсо наклонилась вперед. Она обернула платок вокруг своей недавно бывшей сломанной руки — может, потому что та до сих пор болела, а может быть, потому что Калипсо нервничала. Это напомнило мне ватный факел (нехорошая ассоциация после моей последней встречи с безумным императором Нероном).
— Что насчет последней строчки? — спросила она. — Аполлон будет принуждён проглотить смерть и безумие.
Джозефина уставилась в пустую тарелку. Эмми быстро сжала её руку.
— Оракул Трофония опасен, — сказала Эмми. — Даже когда у нас имелся к нему свободный доступ — до того, как здесь засел император, — мы советовались с духом только в случае крайней необходимости.
Она повернулась ко мне.
— Ты должен помнить. Ты же был богом предсказаний.
Несмотря на отличный лимонад, в горле у меня пересохло. Я не любил, когда мне напоминали, кем я когда-то был. Ещё я не любил гигантские дыры в своей памяти, не наполненные ничем, кроме неясного ужаса.
— Я… Я помню, что пещера была опасной, да, — сказал я, — но не могу припомнить, почему.
— Не можешь припомнить, — в голосе Эмми появились угрожающие нотки.
— Обычно я концентрировался на божественной стороне дел, — признался я. — Качество пожертвований. Какой вид ладана сжигали просители. Насколько приятными были восхваляющие гимны. Я никогда не спрашивал, через какие испытания проходили просящие.
— Никогда не спрашивал.
Мне не нравилось, что Эмми повторяет мои слова. У меня появилось ощущение, что она могла бы создать ещё более ужасный греческий припев, чем Калипсо.
— Я кое-что почитал в Лагере Полукровок, — выпалил я, защищаясь. — О Трофонии там было немного. Хирон тоже не смог помочь. Он совсем забыл про этого Оракула. Предположительно, предсказания Трофония были тёмными и страшными. Иногда они сводили людей с ума. Может, эта пещера была чем-то вроде дома с привидениями? С, э-э… свисающими скелетами, жрицами, выпрыгивающими и кричащими: «Бу-у!»?
Кислое выражение на лице Эмми подсказало мне, что моя догадка была не в кассу.
— Еще я читал что-то о просителях, пьющих из двух специальных источников, — настаивал я. — Я думал, проглатывание смерти и безумия — символическая отсылка к этому. Ну, знаете, поэтическая вольность.
— Нет, — пробормотала Джозефина. — Это не поэтическая вольность. Эта пещера буквально свела нашу дочь с ума.
По моей шее пробежал холодок, как будто сам Вэйстейшн испустил несчастный вздох. Я подумал о карандашных апокалиптических рисунках на стене теперь уже заброшенной детской спальни.
— Что случилось? — спросил я, хотя и не был уверен, что хочу знать, особенно если это было предзнаменованием того, с чем я скоро столкнусь.
Эмми оторвала от хлеба кусок корочки и стряхнула крошки.
— Когда в Индианаполис явился император… Этот Новый Геркулес…
Калипсо начала было задавать вопрос, но Эмми подняла руку.
— Пожалуйста, дорогая, не проси меня назвать его. Не здесь. Не сейчас. Как ты, я уверена, знаешь, многие боги и монстры слышат тебя, когда ты произносишь их имена. Он хуже многих.
Уголок рта Калипсо дёрнулся в знак сочувствия.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Поначалу, — сказала Эмми, — мы не понимали, что происходит. Наши друзья и спутники начали исчезать, — она обвела рукой громадное помещение. — Когда-то нас, живущих здесь постоянно, было около дюжины. Теперь… Остались только мы.
Джозефина откинулась на спинку стула. В свете окна-розы её волосы светились таким же стальным оттенком серого, как и гаечные ключи в карманах комбинезона.
— Император искал нас. Он знал о Вэйстейшн и хотел нас уничтожить. Но, как я и сказала, это место нелегко найти, если если тебя не пригласили. Так что вместо этого его войска дожидались, пока наши люди не выйдут наружу. Они забирали наших друзей, по нескольку за раз.
— Забирали их? — спросил я. — То есть, живыми?
— О да, — мрачный тон Джозефины звучал так, будто смерть была бы предпочтительней. — Император любит пленников. Он захватил наших гостей, наших грифонов.
Из пальцев Лео выпала ягода.
— Грифоны? Э… Хейзел и Фрэнк рассказывали мне о грифонах. Они сражались с ними на Аляске. Сказали, что они были как бешеные гиены с крыльями.
Джозефина ухмыльнулась.
— Маленькие, дикие — да, могут быть такими. Но мы здесь выращиваем лучших. По крайней мере… выращивали. Наша последняя семейная пара пропала около месяца назад. Элоиза и Абеляр. Мы выпустили их поохотиться — им нужно это делать, чтобы оставаться здоровыми. Они не вернулись. Для Джорджины это стало последней каплей.
Меня начало терзать плохое предчувствие. Что-то, скрытое под очевидным «мы говорим о страшных вещах, которые могут меня убить». Гнёзда грифонов в нишах над нами. Слабое воспоминание о последовательницах моей сестры. Сказанные в моем видении слова Нерона о том, что Новый Геркулес был одержим идеей уничтожить Дом Сетей, словно это было другим названием Вэйстейшн… Я почувствовал, будто чья-то тень упала на обеденный стол, тень кого-то, кого я должен знать и от кого, возможно, должен бежать.
