Калипсо сняла платок с руки.
— Ваша дочь, — спросила она. — Что с ней случилось?
Ни Джозефина, ни Эмми не ответили. Агамед слегка сгорбился. Его окровавленная туника стала переливаться разными оттенками соуса для начос.
— Это очевидно, — сказал я в тишине. — Девочка отправилась в Пещеру Трофония.
Эмми смотрела мимо меня, на Агамеда. Её взгляд был пронзающим, как наконечники стрел.
— Джорджина вбила себе в голову, что единственным способом спасти Вэйстейшн и найти пленных было посоветоваться с Оракулом. Её всегда тянуло к этому месту. Она не боялась его так, как большинство людей. Однажды ночью она сбежала. Агамед помог ей. Мы не знаем точно, как они туда добрались…
Призрак потряс свой магический шар. Он кинул его Эмми, которая нахмурилась, прочитав ответ на дне.
— «Это было предначертано», — прочитала она. — Я не знаю, что ты имеешь в виду, старый мёртвый дурак, но она была просто ребёнком. Ты знал, что случится с ней без трона!
— Трона? — переспросила Калипсо.
Еще одно воспоминание всплыло на поверхность, словно мой мозг был магическим шаром.
— О боги, — сказал я. — Трон.
Прежде чем я успел что-то сказать, весь зал содрогнулся. Тарелки и чашки на обеденном столе зазвенели. Агамед скрылся из виду в оранжевой, как начос, вспышке. Зелёно-коричневые витражные панели в центре выпуклого потолка потемнели, как будто солнце скрылось за тучей.
Джозефина поднялась.
— Вэйстейшн, что происходит на крыше?
Насколько я мог понять, здание не ответило. Никаких кирпичей, выбрасывающихся из стен. Никаких дверей, хлопающих азбукой Морзе.
Эмми положила магический шар на стол.
— Джо и я проверим, что там. Все остальные остаются тут.
Калипсо нахмурилась.
— Но…
— Это приказ, — отрезала Эмми. — Я больше не собираюсь терять гостей.
— Это не может быть Ком… — Джозефина оборвала себя на полуслове. — Это не может быть он. Может, Элоиза с Абеляром вернулись?
— Может, — Эмми не выглядела убеждённой. — Но просто на всякий случай…
Две женщины быстро двинулись к металлическому шкафчику на кухне. Эмми взяла лук и стрелы. Джозефина достала старомодный пулемёт с круглым магазином барабанного типа между двумя рукоятками.
Лео чуть не подавился десертом.
— Это что, пулемёт Томпсона?
Джозефина с любовью погладила оружие.
— Это Маленькая Берта. Напоминание о моем отвратительном прошлом. Уверена, что волноваться не о чем. Сидите смирно.
С этим успокаивающим приказом вооруженные до зубов хозяйки дома ушли проверять крышу.
Глава 8
Ссора голубков
Беда в Элизиуме?
Скребу тарелки
ПРИКАЗ СИДЕТЬ смирно казался мне предельно ясным.
Тем не менее, Лео и Калипсо решили, что меньшее, что мы могли бы сделать, — это вымыть посуду после ланча. (См. мой последний комментарий к этому: тупость продуктивности). Я скрёб щеткой. Калипсо споласкивала. Лео сушил, что не было для него таким уж трудом, ведь все, что ему требовалось, — немного нагреть руки.
— Итак, — сказала Калипсо, — что это за трон, который упомянула Эмми?
Я хмурился, глядя на пенную груду форм для выпечки хлеба.
— Трон Памяти. Это кресло, сделанное богиней Мнемозиной собственноручно.
Лео искоса посмотрел на меня поверх исходящей паром тарелки из-под салата.
— Ты забыл про Трон Памяти? Разве это не смертный грех или типа того?
— Единственным смертным грехом будет не испепелить тебя, как только я снова стану богом, — сказал я.
— Ты можешь попытаться, — сказал Лео. — Но как ты тогда узнаешь те секретные гаммы на вальдезинаторе?
Я случайно брызнул себе водой в лицо.
— Какие ещё секретные гаммы?
— Прекратите, оба, — велела Калипсо. — Аполлон, почему этот Трон Памяти так важен?
Я вытер воду с лица. Разговор о Троне Памяти навёл меня на ещё несколько разрозненных воспоминаний, но они мне не понравились.
— Прежде чем пройти в Пещеру Трофония, просящий должен был выпить воду из двух источников: Забвения и Памяти, — сказал я.
Лео взял другую тарелку. Над поверхностью фарфора заклубился пар.
— Разве воды обоих источников не отменяют действия друг друга?
Я покачал головой.
— Если это не убивало тебя, то подготавливало твой разум для Оракула. Затем ты спускался в пещеру и испытывал… неописуемые ужасы.
— Например? — спросила Калипсо.
— Я же сказал, они неописуемы. Я знаю, что Трофоний наполнял разумы обрывками жутких стихов, которые, если правильно их собрать, становились пророчеством. После того, как ты, шатаясь, выходил из пещеры — если ты, конечно, не был мёртв и не полностью сошёл с ума — жрецы усаживали тебя на Трон Памяти. Стихи изливались из твоего рта. Жрец записывал их, и вуаля! Ты получал своё пророчество. При должном везении твой разум мог вернуться в норму.
Лео присвистнул.
— Какой-то хреновый Оракул. Поющие деревья мне нравятся больше.
Я подавил дрожь. Лео не был со мной в Роще Додоны. Он не понимал, какой ужас внушали те одновременно звучащие голоса. Но он был прав. Поэтому лишь немногие помнили о Пещере Трофония.
Она — не то место, что получало восторженные рецензии в ежегоднике «Хитовые Оракулы».
Калипсо взяла у меня форму для выпечки и начала её мыть. Она явно знала, что делала, хотя её руки выглядели настолько ухоженными, что сложно было поверить, будто ей часто приходилось мыть посуду. Хотел бы я знать, каким кремом она пользовалась.
— Что, если просящий не мог использовать трон? — спросила она.
Лео усмехнулся.
— Используй трон
[10].
Калипсо сердито глянула на него.
— Прости, — Лео пытался выглядеть серьёзным, что для него было безнадежно.
— Если просящий не мог использовать трон, то извлечь отрывки стихов из его или её разума было невозможно. Просящий застревал в навеянных пещерой ужасах навечно, — сказал я.
Калипсо ополоснула форму.
— Джорджина… бедное дитя. Как думаешь, что с ней случилось?
Я не хотел даже думать об этом. От мыслей о возможных последствиях по коже бежали мурашки.
