— Не говори так!
— Он поймёт, что ты был со мной, — продолжил Агамед. Его взгляд прояснился, стал спокойным от осознания неизбежной смерти. — Он выследит тебя, объявит войну нашему отцу. Сделай так, чтобы меня не узнали.
Агамед слабо потянулся к ножу, висящему на поясе брата.
Трофоний взвыл. Он понял, о чём просил его брат, он слышал перекликающихся вдалеке стражников и понимал, что скоро они будут здесь.
Он закричал в небеса:
— Возьми меня вместо него! Спаси его! Отец, прошу!
Отец Трофония, Аполлон, проигнорировал его молитву.
«Я дал тебе славу, — думал Аполлон. — Я позволил тебе спроектировать мой храм в Дельфах, а ты использовал свою репутацию и таланты, чтобы стать вором. Ты сам навлёк это на себя».
В отчаянии Трофоний обнажил свой клинок. В последний раз поцеловав брата в лоб, он обрушил лезвие на его шею.
Мой сон сменился.
Я стоял в длинной подземной комнате, казавшейся двойником главного зала Вэйстейшн. Изогнутый потолок у меня над головой сверкал белой плиткой, как в метро. По обеим сторонам комнаты, там, где в депо находились бы туннели с рельсами, были канавы с водой. Вдоль стен тянулись ряды мониторов, проигрывающих видео с бородатым мужчиной с вьющимися коричневыми волосами, идеальными зубами и прекрасными голубыми глазами.
Это напомнило мне рекламные ролики одного ночного ток-шоу, которые крутили на Таймс-сквер. Мужчина позировал, смеялся, целовал экран, притворялся потерявшим равновесие. В каждом кадре он был в новой одежде: итальянский деловой костюм, гоночный комбинезон, охотничье обмундирование — и всё это из львиной кожи.
По экрану прыгала выполненная в кричащих цветах надпись: «Новый Геркулес».
Да, так он себя именовал во времена Рима. Он был в потрясающий форме, как и оригинальный герой, но это был не настоящий Геркулес. Я знаю, я имел дело с Геркулесом много раз. Император больше походил на стереотипного Геркулеса — отфотошопленную карикатуру с горой мускулов.
В центре зала, окружённый охранниками и слугами, на белом гранитном троне сидел он, собственной персоной. Немногие императоры способны выглядеть величественно в одних только плавках из львиной кожи, однако Коммоду удавалось. Его нога была как ни в чём не бывало закинута на ручку кресла. Его золотой пресс так походил на упаковку из шести банок с содовой, что я мысленно пририсовал к каждой отрывную крышечку. С выражением чрезвычайной скуки на лице он лишь двумя пальцами вращал шестифутовую секиру, мелькавшую в опасной близости от ценных частей тела его ближайшего советника.
Мне захотелось всплакнуть. Не потому, что после стольких веков Коммод всё ещё казался мне привлекательным, не потому, что у нас была… эм, весьма запутанная история, но ещё и потому, что он напомнил мне, каким был я. Ах, эта возможность каждый раз, когда смотришь в зеркало, видеть совершенство, а не пухлого неловкого мальчишку с болезненным цветом лица!
Я заставил себя сосредоточиться на других людях в комнате. Перед императором на коленях стояли на два человека, которых я видел в пентхаусе Нерона: зализанный мальчик-шакал Марк и варвар Вортигерн.
Марк пытался что-то объяснить императору. Он в отчаянии взмахнул руками:
— Мы пытались! Сир, послушайте!
Император не был склонен слушать. Его незаинтересованный взгляд бродил по всему тронному залу, останавливаясь на забавных с его точки зрения вещах: стойка с пыточными орудиями, ряд игровых автоматов, набор весов и отдельно стоящая доска с мишенью, к которой… о боги, была прилеплена фотография Лестера Пападопулоса, утыканная метательными ножами.
В тенях в задней части зала по клеткам метались странные животные. Я не заметил грифонов, но зато здесь было множество других легендарных зверей, которых я не видел веками. Полдюжины крылатых арабских змей порхали в огромной птичьей клетке, в загоне пара быкоподобных существ с огромными рогами обнюхивали кормушку — возможно, европейские йейлы? О боги, они уже в древности считались редкими!
Марк всё бормотал извинения, когда дородный мужчина в малиновом деловом костюме слева от императора оборвал его:
— ДОСТАТОЧНО!
Советник по широкой дуге обошёл вращающуюся секиру. Его лицо было таким красным и мокрым от пота, что мне как богу медицины захотелось предупредить его об опасной близости к хронической сердечной недостаточности.
Он подошёл к двум умоляющим людям.
— Вы говорите, что потеряли её, — прорычал он. — Два сильных, находящихся в полном здравии воина Триумвирата упустили ребёнка. Как это могло произойти?
Марк умоляюще сложил руки:
— Господин Клеандр, я не знаю! Мы остановились у магазинчика недалеко от Дейтона. Она пошла в туалет и… и исчезла.
Марк посмотрел на своего компаньона в поисках поддержки. Вортигерн согласно заворчал.
Клеандр нахмурился:
— Там были растения?
— Растения? — недоумённо моргнул Марк.
— Да, идиот! Которые растут.
— Я… ну, там был пучок одуванчиков, растущих из трещины в асфальте рядом с дверью, но…
— Что?! Вы оставили дочь Деметры одну рядом с растением?!
Дочь Деметры! Моему сердцу показалось, будто его подбросили вверх в одной из сетей Бритомартиды. Сначала я думал, что они говорят о Джорджине, но речь шла о Мэг МакКэффри. Она сбежала от своих надзирателей.
Марк начал беззвучно разевать рот, будто рыба:
— Сир, это… это был просто росток!
— Чего ей достаточно, чтобы телепортироваться неизвестно куда! — прокричал Клеандр. — Вы должны были понимать, насколько могущественной она становится! Она теперь боги знают где!
— Вообще-то, — заговорил император, мгновенно заставив всех застыть на месте, — я бог. И я без понятия, где она.
Он перестал крутить свою секиру, обвёл взглядом зал и остановился на блеммии, расставляющей пирожные и канапе на чайной тележке. Она стояла без маскировки — её грудолицо было открыто, хотя под её животом-подбородком была чёрная юбка официантки с белым кружевным фартучком.
Император прицелился и как ни в чём не бывало метнул свою секиру через весь зал. Лезвие воткнулось прямо между глаз блеммии. Она пошатнулась, выдавила: «Хороший бросок, мой повелитель» и рассыпалась в пыль.
Советники и охранники вежливо захлопали.
Коммод отмахнулся от них:
— Они мне надоели, — он указал на Марка и Вортигерна. — Они подвели нас, так?
Клеандр поклонился:
— Да, мой господин. Из-за них дочь Деметры на свободе, и если она доберётся до Индианаполиса, то это обернётся массой проблем.
Император улыбнулся:
— Ах, Клеандр, но ведь ты тоже подвёл меня, разве нет?
