Но как Лестер Пападопулос я не мог рассчитывать на подобное обращение. От моего прежнего великолепия не осталось и следа. А мысль о том, что жители Индианы могли распознать меня, несмотря на спутанные волосы, прыщи и жир на боках, была одновременно унизительной и пугающей. Что, если они воздвигнут мне статую в моем нынешнем подобии — гигантский золотой Лестер в центре их города? Другие боги до конца света будут над этим смеяться!
— Мадам, — произнес я. — Боюсь, вы меня с кем-то спутали…
— Не скромничай! — отшвырнув сумку и телефон в сторону, женщина схватила меня за предплечье с силой тяжелоатлета. — Наш хозяин будет счастлив взять тебя в плен. И, пожалуйста, зови меня Нанетт.
И тут Калипсо атаковала. Она то ли хотела защитить меня (что вряд ли), то ли ей просто не нравилось имя Нанетт. В любом случае, эта женщина схлопотала от неё по лицу.
Произошедшее меня не удивило само по себе. Утратив свои способности бессмертной, Калипсо пыталась развивать другие навыки. На данный момент она уже потерпела неудачу с мечами, копьями, сюрикенами, кнутами и комедией импровизации. (Я сочувствовал её провалам.) А сегодня она решила попробовать кулачный бой.
Что меня удивило, так это громкий треск, с которым её кулак врезался в лицо Нанетт — звук ломающихся пальцев.
— Ай! — Калипсо отшатнулась назад, схватившись за свою руку.
Голова Нанетт соскользнула назад. Она отпустила меня, пытаясь схватить собственное лицо, но было слишком поздно. Башка уже свалилась с плеч и с лязгающим звуком покатилась по асфальту, при этом её глаза ещё моргали, а губы слегка подергивались. Голова оказалась сделанной из гладкой нержавеющей стали, с неё свисали рваные полоски клейкой ленты с прилепившимися к ним волосами и заколками.
— Пресвятой Гефест! — Лео подбежал к Калипсо. — Дамочка, вы сломали моей девушке руку своим лицом. Что вы такое? Автоматон?
— Нет, миленький, — ответила обезглавленная Нанетт, приглушенный голос которой исходил вовсе не из стальной головы на тротуаре, а откуда-то из платья. Клок блондинистых волос с заколками торчал на месте бывшей шеи, чуть повыше воротника.
— И должна вам сказать, что нападать на меня было не очень вежливо.
С некоторым опозданием до меня дошло, что металлическая голова — просто маскировка. Подобно тому, как сатиры прячут свои копыта в людские ботинки, это существо выдавало себя за смертного, притворяясь, что у него есть человеческое лицо. Его голос шел из области живота, что означало…
Мои коленки задрожали.
— Блеммия, — сказал я.
Нанетт захихикала. Её выпирающий животик колыхался под тканью с самшитовым узором. Она сорвала с себя блузку (чего порядочная дама со Среднего Запада в жизни бы не сделала) и открыла нам своё истинное обличье.
Там, где должен быть бюстгальтер, у неё находились два огромных выпученных глаза, которые смотрели на меня и моргали. Из её груди торчал большой лоснящийся нос, а на животе кривился безобразный рот с блестящими оранжевыми губами и белыми, как пустые игральные карты, зубами.
— Да, дорогуша, — проговорило лицо. — Именем Триумвирата ты арестован!
Вверх и вниз по Вашингтон Стрит прохожие приятной внешности развернулись и начали шагать в нашу сторону.
Глава 2
Люди без башки
Средний Запад не по мне
О, сырный призрак!
ВЫ, НАВЕРНОЕ, сейчас думаете: «Боже, Аполлон, неужели ты не мог просто выхватить лук и застрелить её? Или очаровать её пением под аккомпанемент боевой укулеле?»
И правда, лук и укулеле, как и колчан, были при мне. К сожалению, даже лучшее оружие полубогов иногда требуют такой вещи, как уход. Мои дети Кайла и Остин объяснили мне это перед тем, как я покинул Лагерь Полукровок. Теперь я не мог просто взять и вытащить из воздуха лук и стрелы. Также я не мог призвать укулеле и рассчитывать, что она будет идеально настроена.
Мои оружие и музыкальный инструмент были надёжно завёрнуты в ткань, иначе полёт под влажным зимним небом деформировал бы лук, испортил стрелы и превратил бы струны моей укулеле в Аид знает что. В общем, чтобы добраться до них, требовалось несколько минут, которых у меня не было.
А ещё я не был уверен, что это поможет мне против блеммии.
Я не имел дела с ей подобными со времён Юлия Цезаря и был бы рад не видеть этих существ в следующие три тысячи лет.
Что бог поэзии и музыки мог поделать с тварью, чьи уши находились под мышками? А ещё блеммии не боялись лучников и не питали к ним уважения. Они были крепкими толстокожими любителями рукопашной, неуязвимыми для большинства болезней и, соответственно, не молившимися мне об исцелении и не пугавшимися чумных стрел. Хуже того, у них не было ни чувства юмора, ни воображения. Они не интересовались будущим и не видели пользы от оракулов и пророчеств.
Коротко говоря, сложно было создать существ, питавших меньше тёплых чувств по отношению к такому привлекательному и одарённому богу, как я. (И поверьте, Арес пытался. Эти гессенские наёмники, которых он сварганил… Буэ. Нам с Джорджем Вашингтоном пришлось с ними туго.)
— Лео, — сказал я, — активируй дракона.
— Я только что перевёл его в спящий режим.
— Живее!
Лео завозился с кнопками на чемодане.
Ничего не произошло.
— Говорил же, мужик. Даже если бы Фестус был исправен, всё равно разбудить его было бы сложно, ведь он уже уснул.
«Отлично», — подумал я. Калипсо же склонилась над своей сломанной рукой, бормоча под нос непристойности на минойском. Одетый в одно нижнее бельё Лео дрожал от холода. А я… ну, я был Лестером. И вдобавок к этому мы столкнулись с врагом, имея поддержку не огромного огнедышащего автоматона, а металлической поклажи, которую едва могли сдвинуть с места.
Я обрушился на блеммию.
— ПРОЧЬ, глупая Нанетт! — Я попытался вернуть свой прежний голос разгневанного бога. — Ещё раз коснёшься моей божественной персоны, и будешь УНИЧТОЖЕНА!
Будь я богом, этой угрозы было бы достаточно, чтобы целая армия обмочила свои камуфляжные штанишки, но Нанетт лишь моргнула карими глазами.
— Не пыжься, — ответила она. Её губы казались абсурдно гипнотическими, я словно смотрел на говорящий хирургический надрез. — Кроме того, милый, ты больше не бог.
Почему люди вечно мне об этом напоминали?
Тем временем к нам приближалось всё больше местных жителей. Два офицера полиции торопливо спускались по лестнице перед ратушей. На углу Сенат-Авеню трое рабочих бросили свой мусоровоз и неуклюже перешагивали через металлические мусорные контейнеры. С другой стороны по лужайке перед местным капитолием топало с полдюжины мужчин в деловых костюмах.
Лео выругался.
