Император засмеялся:
— Да, было бы ужасно жаль, ведь его нужно сжечь!
Коммод выпрыгнул из ложи на гоночный трек. Мэг подняла меч и приготовилась атаковать, но наёмники на трибунах вскинули винтовки. Не важно, что я был в пятидесяти ярдах от них, прицеливание снайперов было достойно… ну, меня. На моей груди заплясал рой красных точек.
— Тише, тише, Мэг, — укорил её император, указывая на меня. — Моя игра — мои правила. Конечно, если ты хочешь потерять двоих друзей на репетиции…
Мэг подняла один меч, затем другой, взвешивая их, как будто предложенные варианты. Она была слишком далеко, чтобы я мог чётко видеть её лицо, однако я чувствовал её агонию. Сколько раз мне приходилось сталкиваться с подобной дилеммой? Убить троянцев или греков? Флиртовать с охотницами моей сестры, рискуя быть избитым, или флиртовать с Бритомартидой, рискуя взлететь на воздух? Подобные выборы определяет нас.
Пока Мэг сомневалась, обслуживающая команда в тогах выкатила на поле четвёртый автомобиль Формулы-1 — ярко-пурпурный кар с золотой цифрой 1 на капоте. Из крыши торчала гибкая пика около двадцати футов в высоту, кончик которой был обёрнут куском ткани.
Моей первой мыслью было: «Зачем Коммоду такая большая антенна?». Затем я вновь взглянул на висящего карпои. В свете софитов Персик блестел так, будто его измазали жиром. Его ноги, обычно босые, сейчас были обёрнуты наждачной бумагой, как боковая поверхность спичечного коробка.
Мой живот свело. Антенна на крыше не была антенной, это была огромная спичка, установленная как раз на такой высоте, чтобы её можно было зажечь о ноги Персика.
— Когда я окажусь в машине, — объявил Коммод, — мои наёмники не станут вмешиваться. Мэг, ты можешь попытаться остановить меня любым способом. Мой план — проехать один круг, поджечь твоего друга, развернуться и сбить тебя и Аполлона на моей машине. Думаю, впоследствии это назовут кругом почёта.
Толпа одобрительно заревела. Коммод запрыгнул в свою машину, обслуживающая команда бросилась врассыпную, и пурпурный гонщик стартовал в клубах дыма.
Моя кровь превратилась в оливковое масло холодного отжима, лениво текущее через сердце. Сколько времени понадобится гоночной машине, чтобы объехать поле по кругу? Максимум — несколько секунд. Я подозревал, что лобовое стекло было стрелонепробиваемым — Коммод бы не оставил мне такого простого выхода. И у меня даже не было времени на качественный рифф на укулеле.
В это время Мэг направила своего страуса к качающемуся карпои. Она встала на спине птицы (нелёгкая задача) и потянулась так высоко, как только могла, однако Персик всё равно был слишком далеко.
— Превратись во фрукт! — закричала она ему. — Исчезни!
— Персик! — взвыл Персик, что, очевидно, значило: «Думаешь, я висел бы здесь, если бы мог?».
Я предположил, что верёвки как-то магически ограничивали его способность менять форму, привязав к нынешней примерно так же, как Зевс впихнул мою потрясающую божественность в жалкое тело Лестера Пападопулоса. Впервые я ощутил какое-то родство с демоном в подгузниках.
Коммод преодолел половину своего пути. Он мог ехать и быстрее, но обязательным элементом его программы были резкие развороты и махание в камеру. Остальные гоночные машины отъехали, уступив ему и заставив меня гадать, понимали ли они суть гонок.
Мэг подпрыгнула на спине страуса, уцепилась за перекладину футбольных ворот и полезла вверх, но я видел, что ей не хватит времени, чтобы добраться до карпои.
Пурпурная машина достигла дальней крайней зоны. Если Коммод сейчас ускорится и поедет прямо, всё будет кончено. Если бы я только смог заблокировать ему дорогу чем-то большим и тяжёлым…
«Оу, подожди! — подумал мой гениальный мозг. — Я сижу на слоне!»
У основания массивного шлема Колтс было выгравировано имя «Ливия». Я предположил, что так звали слониху.
Я наклонился вперёд:
— Ливия, друг мой, ты не хотела бы растоптать императора?
Она протрубила, впервые проявив настоящий энтузиазм. Я знал, что слоны — умные животные, но её желание помочь удивило меня. У меня появилось ощущение, что Коммод ужасно обращался с ней, и сейчас она хотела его убить. Как минимум это у нас было общим.
Ливия устремилась к дорожкам, корпусом распихивая остальных животных, а хоботом откидывая с пути гладиаторов.
— Хорошая слониха! — закричал я. — Чудесная слониха!
Трон Памяти опасно бил меня по спине, а все стрелы (кроме глупой говорящей) я потратил на боевых страусов, огнедышащих лошадей, циклопов и киноцефалов. Поэтому я схватил свою боевую укулеле и сыграл охотничий зов «НАПАДЕНИЕ».
Ливия понеслась по центральной дорожке в сторону пурпурной гоночной машины. Коммод ехал прямо на нас, его ухмыляющееся лицо транслировалось по всем экранам. Казалось, он был рад перспективе лобового столкновения.
Я — не особо. Коммода было тяжело убить, меня и мою слониху — нет. К тому же я не знал, насколько Ливию может защитить её кольчуга. Я надеялся, что мы заставим Коммода свернуть, но он никогда не уступал в игре «Кто первый струсит». Ветер бешено развевал его волосы, из-за чего казалось, что лавровый венок на его голове горит.
Без шлема…
Я вытащил скальпель из своего патронташа и, наклонившись вперёд, разрезал подбородочный ремень шлема Ливии. Он легко поддался. Слава богам за дешёвые пластиковые сувениры!
— Ливия! Брось его!
Чудесная слониха поняла.
Всё ещё несясь на полной скорости, она подцепила хоботом лицевую защиту и сняла её, как джентльмен снимает шляпу… если бы шляпы можно было метать как смертельные снаряды.
Коммод вильнул, огромный белый шлем отскочил от лобового стекла, однако урон был нанесён. Пурпурный кар вынесло на поле под невозможным углом, он опрокинулся и трижды перевернулся, сметая стаю страусов и несколько невезучих гладиаторов.
— УУУУУУУУУ! — зрители поднялись на ноги.
Музыка выключилась, оставшиеся гладиаторы отступили к границам поля, пристально следя за перевёрнутой машиной императора.
Ходовая часть дымилась, колёса вращались, сдирая слои резины с шин.
Мне хотелось верить, что толпа молчала в надежде. Возможно, как и я, больше всего они хотели, чтобы Коммод так и не вылез из-под обломков, чтобы он превратился в императорское пятно на искусственном покрытии сорокадвухярдовой линии.
Увы, дымящаяся фигура выползла из-под разбитой машины. Его борода тлела, лицо и руки были измазаны сажей, однако, когда он поднялся, его улыбка не казалась потускневшей, а, наоборот, стала ещё шире, как после хорошего сна.
— Неплохо, Аполлон, — он схватил машину за ходовую часть и поднял над головой. — Но этого недостаточно, чтобы убить меня!
Он отбросил корпус автомобиля, расплющив невезучего циклопа.
