К моему облегчению на её лице мелькнула слабая улыбка.
— Ну, хоть в это я могу поверить.
— В то, что мне жаль?
— Нет. Что ты вообще ничего не знал.
— А… Так, значит, мир?
Она поразмыслила.
— Пока что. Но когда Джорджина выздоровеет… мы ещё поговорим.
Я кивнул, хоть и подумал, что мой список неприятных дел на будущее уже практически заполнен.
— Ладно, — вздохнул я. — Раз так, то я пойду немножко отдохну и, может быть, сочиню новое убойное хокку.
Глава 30
Лестер, врежь себе
Нельзя на один вечер
Перестать тупить?
ХОККУ НЕ ВЫХОДИЛО.
Я всё застревал на «я не хочу умирать» и не мог придумать, что ещё можно добавить. Ненавижу лить воду, когда основная идея ясна.
Охотницы Артемиды устроились наверху у грифонов, предварительно установив ловушки и сигнализацию с датчиком движения. Они всегда так делали, если я останавливался поблизости, что я считал довольно глупым. Естественно, будучи богом, я бесстыдно флиртовал с ними, но никогда не заходил дальше этого. А будучи Лестером? Я не испытывал желания умереть от тысячи серебряных стрел в груди. По крайней мере, охотницам стоило бы подумать и о моих интересах.
Талия, Эмми и Джозефина втроём долго сидели за кухонным столом, что-то приглушённо обсуждая. Я надеялся, что они говорят об очередных секретах охотниц — каком-нибудь смертоносном оружии, которое можно было использовать против армий Коммода. Луннобаллистические ракеты, к примеру, или лунанапалм.
Мэг не озаботилась поисками гостевой комнаты. Она рухнула на ближайший диван и захрапела.
Я стоял рядом, не готовый возвращаться в комнату, которую делил с Лео Вальдесом, и сквозь огромное окно-розу над рабочим местом Джозефины смотрел, как всходила луна.
— Не устал? — раздался голос у моего плеча.
Хорошо, что я больше не был богом солнца. Если бы кто-то так напугал меня в колеснице, я бы так газанул, что полдень бы настал в шесть утра.
Рядом со мной стоял Джимми — этакий щегольски одетый призрак в коричневом. Лунный свет окрасил кожу его головы в медный цвет, а из-под воротника его парадной рубашки выглядывало ожерелье из красных и белых бусин.
— Оу, — сказал я. — Эм… Нет.
Я откинулся на стену, надеясь, что выгляжу расслабленно, привлекательно и изысканно. К сожалению, я промахнулся мимо.
Джимми тактично сделал вид, что ничего не заметил.
— Тебе нужно попытаться уснуть, — пророкотал он. — Испытание, с которым ты завтра столкнёшься… — складки беспокойства обозначились на его лбу. — Я не могу себе представить.
Сон казался чем-то из параллельной вселенной, особенно сейчас, когда моё сердце плюх-плюх-плюхало, как неисправный катамаран.
— Оу, я много не сплю. Я был богом, знаешь, — я задумался, поможет ли показательное напряжение мускулов доказать мои слова. Решил, что нет. — А ты? Ты полубог?
Джимми заворчал:
— Интересное слово. Я бы сказал, я elomìíràn — один из иных. Также я аспирант на факультете бухгалтерии университета Индианы.
Я не имел ни малейшего понятия, что мне делать с этой информацией. Я не знал ни одной темы для разговора, сделавшей бы меня интересным аспиранту факультета бухгалтерии. Я также не осознавал, насколько Джимми был старше меня. Я имею в виду, смертного Лестера-меня, не бога Аполлона-меня. Я был смущён.
— Но Сссссара сказала, ты работал на Коммода, — вспомнил я. — Ты гладиатор?
Уголки его рта опустились:
— Не гладиатор. Я участвую в боях только на выходных, за деньги. Смешанные боевые искусства. Гидигбо и дамбе.
— Я не знаю, что это.
Он доброжелательно усмехнулся:
— Большинство людей не знает. Это нигерийские виды боевых искусств. Первое, гидигбо — вид борьбы моего народа, йоруба. Второе — спорт хауса
[32], более жестокий, но мне нравится.
— Ясно, — сказал я, хотя на самом деле мне ничего не было ясно.
Даже в древние времена я был страшно невежествен относительно всего, что на карте находилось ниже Сахары. Мы, олимпийцы, стремились оставаться в своём районе вокруг Средиземноморья, что, согласен, было проявлением ужасной ограниченности.
— Ты бьёшься за деньги?
— Чтобы оплачивать обучение. Я не знал, во что ввязывался с этим императором.
— И всё же ты выжил, — заметил я. — Ты видишь, что мир, эм… намного более странный, чем большинство смертных представляют. У тебя, Джимми, должно быть, много игбойи.
Его смех был глубоким и насыщенным:
— Хорошо. На самом деле меня зовут Олуджиме. Для большинства американцев Джимми проще.
Я понимал его. Я пробыл смертным всего пару месяцев, но уже устал произносить «Пападопулос».
— Итак, Олуджиме, приятно познакомиться. Нам повезло иметь такого защитника, как ты.
— Ммм, — Олуджиме мрачно кивнул. — Если мы переживём завтрашний день, возможно, Вэйстейшн понадобятся услуги бухгалтера. Такое большое здание… столько налоговых последствий…
— Э…
— Шучу. Моя девушка говорит, я слишком много шучу.
— Эм, — в этот раз мой голос прозвучал так, будто меня пнули в живот. — Твоя девушка. Да. Прости, мне нужно отойти.
Я сбежал.
Глупый Аполлон. Естественно, у Олуджиме была девушка. Я не знал, ни кем он был, ни почему судьба затянула его в наш маленький странный мирок, но, очевидно же, что кто-то настолько интересный не мог быть свободен. К тому же, он был слишком взрослым для меня — или слишком молодым — зависит от того, как на это посмотреть. Я решил не смотреть на это совсем.
Я устал, но не находил себе места и бродил по меняющимся коридорам до тех пор, пока не наткнулся на маленькую библиотеку. Имею в виду старинный вариант, со свитками в нишах, а не книгами. Ах, запах папируса привёл меня в чувство!
Я сел за стол в центре комнаты и вспомнил все разговоры, что я вёл с философом Гипатией в Александрии. Вот это была умная меломакарона
[33]. Хотел бы я, чтобы она оказалась рядом. Мне бы пригодился совет по выживанию в Пещере Трофония.
Увы, сейчас мой единственный советник висел в колчане у меня за спиной. Я неохотно достал стрелу Додоны и положил на стол.
Древко стрелы ударило по столу:
