— Та-дам! — провозгласил я.
Мэг, похоже, не разделяла моего энтузиазма. Она попятилась назад в туннель.
— Аполлон… тебе бы понадобился фигаллион кексов для всех этих змей.
— О, но видишь ли, нам нужно добраться до того островка в центре. Вот там-то мы и получим наше пророчество.
— Разве змеи не прибьют нас, если мы войдем в воду?
— Возможно! — просиял я. — Давай выясним это!
С этими словами я прыгнул в озеро.
Глава 34
Мэг поёт соло
Распугала весь народ
Отпад, МакКэффри
— АПОЛЛОН, ПОЙ! — ЗАВОПИЛА МЭГ.
Никакие другие слова не могли бы остановить меня более эффективно. Я любил, когда меня просили спеть!
Я наполовину пересек озеро, стоя по пояс в супе с лапшой из рептилий, но повернулся и посмотрел назад, на девочку, стоявшую возле устья туннеля. В своем обычном состоянии, должно быть, я бы волновался из-за змей. Они скользили взад и вперед, их милые маленькие головки плавно двигались прямо над поверхностью воды, а белые пасти были открыты. (О, я понял! Вот почему их называют «ватноротыми»!)
Множество змей полезло к Мэг, крутясь возле ее кедов, словно решая, не присоединиться ли к ней на уступе. Стоя на цыпочках, Мэг переминалась с ноги на ногу, будто не была в восторге от этой идеи.
— Ты сказала петь? — спросил я.
— Да! — пропищала она. — Зачаруй змей! Заставь их уйти!
Я не понял, что она имеет в виду. Когда я пел, мои слушатели всегда подходили ближе. Вообще, кто эта девочка, Мэг? Она, видимо, перепутала меня со Святым Патриком. (Хороший парень, кстати, но поет ужасно. Легенды обычно не упоминают, что он выгнал змей из Ирландии своим отвратительным исполнением «Te Deum»
[34].)
— Спой ту песню, которую ты пел в муравьином гнезде! — взмолилась она.
— Муравьиное Гнездо?
Я помнил, как пел с Rat Pack и A Flock of Seagulls
[35]. Но «Муравьиное Гнездо»? Я не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь был членом такой группы.
И все же до меня дошло, из-за чего Меган/Пэг/Мэг могла нервничать. Мокасиновые змеи ядовиты. Как и йейлы, они могут быть агрессивными, когда вторгаются на их территорию. Но Мэг стояла возле входа в туннель, то есть не на территории змей. Почему же она нервничала?
Я посмотрел вниз. Сотни змей кружились вокруг меня, показывая свои милые маленькие пасти с мелкими острыми клыками. В холодной воде они двигались вяло, или, быть может, просто благоговели в присутствии бодрого, харизматичного, обаятельного старого доброго как-там-по-имени меня! Но шипели очень сильно.
— О! — я засмеялся, так меня поразила эта мысль. — Ты беспокоишься обо мне! Я вот-вот умру!
У меня возник смутный порыв сделать что-то. Побежать? Станцевать? Что там предлагала Мэг?
Прежде чем я смог прийти к решению, Мэг начала петь.
Ее голос был слабым и фальшивым, но я узнал мелодию. Я был вполне уверен, что сам ее написал.
Всякий раз, когда кто-то начинает петь на публике, всё на секунду замирает. Прохожие останавливаются послушать, пытаясь понять, что они слышат и почему случайный человек в толпе решил спеть им серенаду. Когда неровный голос Мэг разнесся по пещере, змеи ощутили эти вибрации. Множество змеиных головок размером с большой палец высунулось на поверхность. Крутящийся вихрь мокасиновых змей вокруг моей талии потерял свою сплоченность, они переключили свое внимание на Мэг.
Она пела о потере и сожалении. Да… Я смутно вспомнил, как пел эту песню. Я шел по туннелям гнезда мирмеков в поисках Мэг, изливая свою печаль, раскрывая свое сердце. В этой песне я принимал ответственность за смерть двух своих величайших возлюбленных, Дафны и Гиацинта. Их имена всплыли в памяти так резко, словно были осколками разбитого стекла.
Мэг повторяла мое выступление, но другими словами. Она создала свои собственные стихи. По мере того как змеи собирались у ее ног, ее голос становился сильнее, увереннее. Она по-прежнему фальшивила, но пела с душераздирающей убежденностью — ее песня была столь же печальной и неподдельной, как и моя.
— Это моя вина, — пела она. — Твоя кровь на моих руках. Смятая роза, которую я не смогла спасти.
Я был ошеломлен такой ее поэтичностью. Змеи, очевидно, тоже. Они подпрыгивали вокруг ее ног густой массой, прямо как толпа на «плавучем» концерте Pink Floyd в Венеции в 1989 году, который я почему-то помнил совершенно отчетливо.
Чуть позже я осознал — это чудо, что меня до сих пор не искусали до смерти мокасиновые змеи. Что я делал посреди этого озера? Только пение Мэг сохраняло мне жизнь. Ее нестройный голос, каким-то образом ставший красивым и чарующим, удерживал внимание тысяч восхищенных змей.
Как и они, я хотел стоять на месте и слушать. Но чувство тревоги росло внутри меня. Эта пещера… Оракул Трофония. Что-то подсказало мне, что эта пещера — неподходящее место, чтобы раскрывать свою душу.
— Мэг, — прошептал я, — хватит.
Видимо, она меня не услышала.
Теперь, казалось, вся пещера была сосредоточена на ее голосе. Скалы блестели. Тени колебались, словно в танце. Сверкающие сталактиты тянулись к Мэг, как стрелки компасов.
Она пела о том, как предала меня, вернулась в дом Нерона, поддалась страху перед Зверем…
— Нет, — сказал я чуть громче. — Нет, Мэг!
Слишком поздно. Магия пещеры подхватила ее песню, стократно усилив ее голос. Зала наполнилась звучанием чистой боли. Озеро вскипело, когда змеи в панике погрузились в воду и обратились в бегство, проносясь мимо моих ног мощной волной.
Возможно, они сбежали через какой-то скрытый ход под водой. Возможно, они растворились. Я знал лишь, что маленький скалистый остров в центре пещеры внезапно опустел, и я был единственной живой душой, оставшейся в озере.
Мэг все еще пела. Теперь ее голос звучал так, будто его выдавливали из нее — словно какой-то гигантский невидимый кулак сжимал ее, как игрушку с пищалкой. Свет и тени дрожали на стенах пещеры, иллюстрируя ее слова призрачными изображениями.
В одной из таких сцен мужчина средних лет, присев на корточки, улыбался, будто глядя на ребёнка. У него были темные кудрявые волосы, как у меня (я имею в виду волосы Лестера), широкий веснушчатый нос и мягкие, добрые глаза. Он протягивал кому-то красную розу.
— От твоей матери, — прошептал он в унисон песне Мэг. — Эта роза никогда не увянет, малышка. Тебе никогда не придется беспокоиться о шипах.
В видении возникла потянувшаяся к цветку пухлая детская рука. Я предположил, что это были самые ранние воспоминания Мэг — что-то на самой грани сознания. Она взяла розу, и лепестки прекрасного цветка полностью распустились. Стебель нежно обвился вокруг запястья Мэг. Она запищала от восторга.
