Мы все отшатнулись, образовав неровный круг вокруг неё, когда тёмный дым выплыл из её рта и свернулся кольцом вокруг ног.
Она заговорила. К счастью, это не был голос Трофония, просто нейтральная монотонная речь, достойная самих Дельф.
Луна нова над Дьявольской горою,
И памяти слова сгорают в тлен.
Пока не полон Тибр тел ордою,
Тот вызов примет мастер перемен.
— О нет, — пробормотал я. — Нет-нет-нет.
— Что? — спросил Лео.
Я взглянул на яростно строчившую Калипсо.
— Нам понадобится блокнот побольше.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Джозефина. — Пророчество определённо закончи…
Мэг резко вдохнула и продолжила:
Сквозь лабиринт, к земле смертей палящих
На юг идет пусть солнце, тьму гоня,
Чтоб вырвать дух, кроссвордом говорящий,
Из рук владельца белого коня.
Века минули с тех пор, как я последний раз слышал пророчество в этой форме, тем не менее я хорошо знал её. Мне хотелось остановить эту декламацию и избавить Мэг от мучений, но я ничего не мог поделать. Она задрожала и выдохнула третью строфу:
Пойдет к дворцу на запад Лестер спешно,
И корни обретет Деметры дочь.
В ботинках вражьих путь пройти успешно
Лишь гид копытный может вам помочь.
И, ввергая всех в ещё больший ужас, она выдавила две последние строчки:
Узнав всех трех, до Тибра добредут,
Тогда лишь Аполлону драйв вернут.
Тёмный дым рассеялся. Я подбежал к Мэг, и она рухнула в мои руки. Её дыхание стало восстанавливаться, кожа потеплела. Слава мойрам, пророчество было извлечено.
Лео заговорил первым:
— Что это было? Купи одно пророчество и получи три бесплатно? Тут много строчек.
— Это был сонет, — всё ещё неверяще проговорил я. — Да помогут нам боги, это был шекспировский сонет.
А я думал, что лимерик Додоны — это плохо. Но полный шекспировский сонет, выполненный пятистопным ямбом с перекрёстной рифмовкой и завершаемый двухстрочием? Такой ужас мог явиться только из пещеры Трофония.
Я вспомнил мои многочисленные споры с Уильямом Шекспиром.
«Билл, — говорил я. — Никому не понравится такая поэзия! Ту-ДУМ, ту-ДУМ, ту-ДУМ, ту-ДУМ, ту-ДУМ. Что это вообще за ритм такой?»
Ведь в жизни так никто не говорит!
Хммм… А ведь то, что я только что сказал, выполнено ямбом. Эта штука заразная. Блин!
Талия повесила лук на плечо:
— Это всё один стих? Но у него ведь четыре разные части.
— Да, — согласился я. — В форме сонета даются только самые сложные пророчества, состоящие из множества частей. И боюсь, ни одна из них не сулит ничего хорошего…
Мэг всхрапнула.
— Но проанализируем наш приговор позже. Нужно дать Мэг отдохнуть.
Моё тело выбрало именно этот момент, чтобы сдаться. Я требовал от него слишком многого, и теперь оно взбунтовалось, рухнув на бок, а Мэг повалилась сверху. Наши друзья рванулись к нам. Я ощутил, как меня мягко подняли, и вяло гадал, был ли это персикосёрфинг или это Зевс призвал меня на небеса.
Затем я увидел лицо Джозефины, нависавшее надо мной, как головы президентов на горе Рашмор, пока она несла меня по коридору.
— Этого в лазарет, — сказала она кому-то шедшему рядом. — А потом… Фуу. Ему определённо нужна ванна.
Несколько часов сна без сновидений, затем пузырьковая ванна.
Это не гора Олимп, друзья мои, но что-то весьма близкое.
Ближе к вечеру я был одет в чистую одежду, не холодную и не пахнувшую пещерными экскрементами. Мой живот был заполнен мёдом и свежеиспечённым хлебом. Я слонялся по Вэйстейшн, помогая, где мог. Полезно быть занятым, это не давало мне думать слишком много о строках Тёмного Пророчества.
Мэг с комфортом расположилась в гостевой комнате, бдительно охраняемая Персиком, Персиком и ещё одним Персиком.
Охотницы Артемиды ухаживали за ранеными, коих было так много, что Вэйстейшн пришлось удвоить размер лазарета. Снаружи слониха Ливия помогала с уборкой, передвигая сломанный транспорт и обломки. Лео и Джози всю вторую половину дня собирали части Фестуса, которого, как мне рассказали, Коммод собственноручно разорвал голыми руками. К счастью, Лео считал это скорее неудобством, чем трагедией.
— Эй, друг, — сказал он мне, когда я пришёл с соболезнованиями. — Я легко соберу его обратно. Я смоделировал его так, что он теперь как набор Лего, сделанный для быстрой сборки.
Он вернулся к Джозефине, краном пытавшейся достать заднюю левую лапу Фестуса из колокольни Юнион Стейшн.
Калипсо, благодаря приливу воздушной магии, призвала достаточно духов ветра, чтобы восстановить окно-розу, и сразу же после этого рухнула от усилий.
Сссссара, Джимми и Талия Грейс прочесали окрестные улицы в поисках Коммода, но император просто исчез. Я вспомнил о том, как спас Гемитею и Парфенос, когда они спрыгнули с обрыва, превратив их в свет. Могло ли недобожество вроде Коммода сотворить с собой что-то подобное? Как бы то ни было, у меня оставалось чувство, что это была не последняя наша встреча со старым добрым Новым Геркулесом.
На закате меня попросили присоединиться к маленькой семейной панихиде по Элоизе. Чтобы почтить её память, пришли бы все обитатели Вэйстейшн, но Эмми объяснила, что большая толпа ещё больше расстроит Абеляра. Пока Хантер Ковальски охраняла яйцо в курятнике (куда перед битвой оно было перемещено для сохранности), я стоял с Эмми, Джозефиной, Джорджи и Калипсо на крыше. Абеляр, скорбящий вдовец, молча наблюдал, как мы с Калипсо — почётные родственники после освободительной миссии в зоопарке — мягко уложили тело Элоизы на свежую клумбу в саду.
После смерти грифоны становятся удивительно лёгкими. Когда дух улетает, их тела высыхают, остаются только шерсть, перья и кости. Мы отступили, когда Абеляр подошёл к телу своей подруги. Он взъерошил её крылья, в последний раз мягко приложил свой клюв к оперению у неё на шее, запрокинул голову и издал пронизывающий крик — зов, говорящий: «Я здесь. Но где же ты?», а затем рванулся в небо и исчез в низких серых облаках. Тело Элоизы рассыпалось в пыль.
— Мы посадим здесь кошачью мяту, — Эмми вытерла слезу с щеки. — Элоизе нравилась кошачья мята.
Калипсо протёрла глаза рукавом:
— Звучит чудесно. Куда отправился Абеляр?
