— В письме к настоятельнице также было упомянуто о том, чтобы девица де Трем при каждом моём посещении письменно выражала свои желания. Конечно, она не упускает удобного случая списать слово в слово, что старший брат ей поручает передать его высочеству.
— А принц не пересылает через вас ответов графу Роберу?
— Нет, ваше высокопреосвященство.
— Так я и думал, — продолжал Ришелье, говоря сам с собою. — Он ждёт, чтобы его уведомили о результате поручения, данного им братьям де Трем. Теперь он не может более ни вмешиваться, ни распоряжаться. Всё было решено на ночном совещании, о котором я узнал слишком поздно.
— Я не мог предвидеть внезапной и необыкновенной осторожности его высочества, — сказал вероломный капеллан. — Я полагал, что он расскажет нам всем, а не одному этому проклятому полковнику. Если бы он поступал со своей обычной необдуманностью и легкомыслием, на следующий день я вам донёс бы обо всём, монсеньор.
— Я вас не обвиняю, дом Грело. Не приписываете ли вы подозрениям эту скрытность вашего господина относительно вас? Не узнал ли он, что вы бываете у меня?
— Это невозможно, монсеньор! В ваш дворец я вхожу через соседний дом, где таверна Ренара. Всякому известно, что мне часто надо промачивать себе горло, а коридор таверны примыкает к потайной галерее, ведущей в ваш кабинет, и известно об этом только некоторым из самых преданных ваших слуг. Кроме того, всякий знает, что я имею повод быть вами недоволен за отнятый у меня приорат.
— Видно, тяжёлый опыт кой-чему научил этого ветреника, после того как он стольких из своих друзей по собственной глупости выдал в когти орла, — глухо сказал Ришелье. — Но меня он не проведёт. Я отчасти угадываю его проделки, хотя не могу их ещё проследить. Де Тремы принадлежат к корпусу, который будет угрожать Брюсселю. В этом городе находятся королева-мать и Маргарита Лотарингская, с которой я тщетно старался развести Гастона. Там, в Брюсселе, он и надеется устроить мою гибель. Ах, если бы мне удалось привлечь на свою сторону какого-нибудь друга этих де Тремов, который пользовался бы их полным доверием... или только частью их доверия! С моею проницательностью я отгадал бы остальное. Скажите-ка, дом Грело, в двух письмах полковника к сестре не было ли упомянуто о каком-нибудь друге?
— Ни о ком более, монсеньор, как о прежней пансионерке монастыря визитандинок, любимой подруге девицы де Трем. Все три брата поручали ей передать любезности.
— Быть может, страстишка какая-нибудь... впрочем, и того нет, когда они любезничают втроём. Только бы мне открыть какую-нибудь сердечную привязанность этого непроницаемого Робера, и она послужила бы мне орудием, чтобы выведать то, что мне необходимо знать... Как зовут эту подругу сестры?
— Граф Робер называет её просто «твоя прелестная шалунья», не упоминает о том, где она живёт, и выражает от своего имени и от имени братьев желание познакомиться с нею лично.
— Я ошибся: это учтивость, а не любовь. Путеводная нить ещё ускользает от меня. Отчего не могу я отсечь эту паутину топором! — вспыхнул Ришелье.
— Ваше высокопреосвященство, изволите ли приказать мне ещё что-нибудь? — спросил дом Грело, испуганный тоном своего грозного собеседника, которого сильно раздражала таинственность заговора.
— Что вы так вдруг заторопились? — сердито сказал министр. — Если вы намерены гнаться за обещанными приоратами, то, предупреждаю вас, вы взяли не ту дорогу. Бордосское худо на вас подействовало сегодня. Вы не доставили мне ни одного полезного сведения. К будущей аудиенции прошу найти кого-нибудь преданного мне, кто бы мог отправиться в армию, и сблизиться с которым бы то ни было из братьев де Трем или не показывайтесь мне на глаза.
— Ваше высокопреосвященство требует невозможного от своего ничтожного слуги! — жалобно завопил капуцин, приведённый в отчаяние.
— Да разве эти люди неуязвимы? Неужели во всех трёх нет добродетели или порока, посредством которого можно было бы вкрасться в их доверие? Имеете ли вы по крайней мере понятие о преобладающей наклонности каждого из них?
— Некоторое понятие имею, монсеньор.
— Какая же у графа Робера?
— Женщины; но он ищет идеал.
— А у капитана Анри?
— Вино; но он не болтлив.
— А у поручика Урбена?
— Игра; но он щедр.
— Много надо ловкости, чтобы вызвать вспышку этих страстей, при свете которых я, быть может, усмотрел бы истину!
Сказав это, кардинал подпёр свой костлявый лоб исхудалыми руками и впал в такую глубокую задумчивость, что совершенно забыл о доме Грело, который ждал позволения уйти.
Два мелодичных удара, поколебавшие дверной колокольчик на пороге кабинета, заставили Ришелье быстро поднять голову.
— Я запретил меня беспокоить, разве только в случае крайней необходимости, — сказал он гневно. — Что там, Витре?
При этом вопросе дверь немного растворилась и в ней показался человек с бледным лицом и весь в чёрном; несколько десятков лет позднее он вполне мог бы служить образцом Лорана в «Тартюфе».
— Монсеньор, — сказал смиренно любимый придверник кардинала, — какой-то молодой кавалер требует, чтобы я немедленно подал вам эту записку. Так как на конверте знак, известный только приближённым вашего высокопреосвященства, то я счёл своим долгом исполнить его требование.
Он передал запечатанный конверт дому Грело; тот в свою очередь подал его кардиналу. Возрастающее удивление отразилось на лице Ришелье, пока он пробегал глазами это письмо.
Между тем Витре, высунувшись на половину из-за двери, ждал, что решит его господин.
— Ты, видно, ослеп, — вдруг сказал Ришелье, — этого письма тебе не мог отдать молодой человек.
— Смею вас уверить, монсеньор...
— Это должен быть седой старик, сопровождаемый молодою девушкою.
— Молодой человек с чёрными волосами, монсеньор, вы увидите сами, если примете его.
— Странно!.. Впусти его минут через пять.
Витре исчез за портьерою, а дом Грело почтительно поклонился с намерением уйти.
— Останьтесь, — сказал ему кардинал, — и сядьте на эту скамейку с видом, приличным для бывшего приора. Если действительно в Париже та, которая теперь обращается ко мне с просьбою, то я велю ей явиться ко мне лично. Вы должны присутствовать при этом свидании. Из него я, быть может, извлеку некоторые сведения о лицах, с которыми поддерживает связь Камилла де Трем, сведения, которых вы по недавнему знакомству с нею не могли ещё собрать.
Раздался удар в колокольчик. Дверь опять растворилась, и в кабинет вошёл молодой человек среднего роста, сложения грациозного и даже слишком нежного. Действительно, волосы и брови у него были чёрные, как смоль, и придавали мужественный вид его молодому лицу без бороды и без усов, красота которого была бы несколько женственна, если бы его большие глаза фиалкового цвета не горели мрачным блеском. На нём прекрасно сидел колет, сверх которого наброшен был короткий зелёный плащ обшитый золотым галуном.
