Шумный въезд громадной фуры заставил выбежать на двор почти всех жителей гостиницы. Во главе их находилась сама хозяйка. Морис понял, что присутствие докучливых зевак вынуждало посланца Ришелье прибегать к уловке, чтобы дать себя узнать тому, за кем приехал. И так настала минута исполнить его смелый замысел: воспользоваться средством, предоставленным ему могущественным министром, чтобы выехать за пределы Франции и вырвать из его же власти Камиллу де Трем.
— Друг мой, — крикнул Морис в направлении окна второго этажа, — принеси сюда все мои вещи!
При этих словах прелестное личико исчезло из окна и через нисколько минут показалось внизу лестницы. Гибкий стан был облачен в костюм студента. Лагравер бросился навстречу юноши и поспешил взять у него тяжёлый чемодан, который тот едва тащил.
Громкий смех Компуэня-младшего зазвучал в ушах Мориса, пока он избавлял Камиллу от её ноши. Грозно сдвинув брови, молодой человек вернулся к экипажу, с которого великан слез почти тотчас.
— А если мне угодно взять с собой пажа, то вам какое дело? — сказал Морис, смотря ему под нос.
— Ах ты господи, — ответил Компуэнь с таким же весёлым видом, — кто вам мешает? Будь даже вы сами, если вам так угодно, покорным слугой вашего господинчика, и в том препятствия нет... Позвольте мне об этом не плакать. Кой чёрт! Я ведь не Гераклит какой-нибудь!
И не испытывая более терпения Мориса, он пошёл отворять второе отделение своего странного экипажа.
— Входите, — сказал он Камилле, учтиво подавая ей руку, так как молодая девушка слишком мала была ростом, чтобы легко взобраться на подножку такого колоссального сооружения.
Эта учтивость и мысль, что всё идёт хорошо относительно похищения его спутницы, сделали Лагравера снисходительнее и успокоили его раздражительное настроение духа. Он сел возле Камиллы де Трем, бросив, однако, ещё один молниеносный взгляд на слишком весёлого Компуэня, который затворил дверцы и собирался влезть на своё высокое сиденье. Но в ту же минуту неутешная вдова, хозяйка «Лебедя и Креста», быстро ухватилась за его рукав. Пленённая его великолепным сложением, она вертелась вокруг него с тех пор, как он сошёл вниз.
— Прекрасный лионец, — сказала она, бросая ему очаровательные взгляды, — не сделаете ли вы мне честь остановиться в моей гостинице? У меня именно для вас отличная спальная, точь-в-точь как моя собственная, и в одном коридоре с комнатой моего покойного...
— Спасибо, голубушка, — отвечал Компуэнь-младший, стараясь высвободить свой рукав, — мы провели ночь в гостинице «Французский герб» в предместье Сент-Антуан, а завтра нам надо быть в Санлисе к ярмарке.
— Не найдётся ли у вас, по крайней мере, немножко времени показать мне несколько кусков шёлковой материи? — настаивала трактирщица, не выпуская своей добычи. — Мне именно теперь надо купить праздничное платье.
— Милая голубушка, — возразил гигант, покатываясь со смеху, — я не стану распаковывать свой товар ради одного платья.
С этими словами он попросту выдернул руку из рукава своей куртки. Поклонница его мужественной красоты, обиженная тем, что он так мало обращает внимания на её призывы, отпустила пустой рукав.
— Грубиян! — выдохнула она от негодования и пожала толстыми плечами.
Компуэнь хохотнул, заняв своё место между двумя товарищами, которые оставалась равнодушны ко всем этим маленьким приключениям.
— Пошёл! — крикнул усач, махнув рукой.
Четыре сильные лошади тронулись с места. Искры сверкали под их железными подковами. Они с трудом повернули тяжёлую махину во дворе, слишком узком, для её громадного размера. Наконец экипаж отъехал от гостиницы «Лебедь и Крест», перейдя на крупную рысь, и спустя десять минут уже выезжал из Парижа через ворота Сент-Оноре. Подобно тому как при проезде Валентины на пути в Бельгию караульные с уважением пропустили карету, так и теперь, как только Гаспар показал небольшой пергамент таможенникам, для которых фура с товарами была лакомым кусочком, они пропустили её без всякого замедления, почтительно склонив голову.
Глава XXX
ТАИНСТВЕННЫЙ ЭКИПАЖ
орис и Камилла осмотрели своё владение, величиной с отделение вагона и также снабжённое двумя параллельными скамейками. Только наверху посередине была прикреплена длинная занавеска, которую стоило лишь опустить между двумя диванчиками, чтобы разделить ещё на две половины помещение молодых спутников.
Лагравер тотчас сообразил, какое удобство представляло это для скромной девушки, и чувство деликатности заставило его тому порадоваться, но не менее того он был и сильно удивлён. Действительно, как мог Ришелье, посылавший ему этот экипаж, угадать, что кроме одного путешественника, на которого он рассчитывал, будет ещё путешественница. Морис, как нам известно, не имел и тени подозрения, чтобы гнев кардинала, грозивший пансионерке визитандинок, был одним лишь вымыслом.
Камилла всё ещё находилась под влиянием того нравственного потрясения, которое произвело на неё появление Мориса в приёмной монастыря. Сидя напротив своего похитителя или избавителя, она молча смотрела на него с вопрошающим удивлением, исполненным наивного доверия.
— Да, всё это не сон, — заговорил он первым, отвечая на её безмолвный вопрос. — Вы вылетели из вашей мрачной клетки, моя милая голубка. Я действительно несказанно счастлив дышать одним воздухом с вами. Я благословляю Бога за то, что могу быть рядом с вами всё время нашего пути, который для меня будет как бы восхождением на небо вместе с одним из его ангелов.
— Морис! — вскричала она с простодушною откровенностью, — при взгляде на вас я также испытываю какое-то новое для меня неземное чувство любви. Никогда ещё при вас сердце моё не наполнялось таким упоительным трепетом. Это, должно быть, радость нашего соединения на век, друг мой. После услуги, оказанной мне вами сегодня, нас не разлучить более, верьте мне. Моё семейство и ваше сольются в одно. И, — заключила она, улыбаясь, — так как мы взбираемся на небеса этим довольно шатким и неудобным путём, будем надеяться, что мы не скоро вернёмся на землю.
Морис, восхищенный в начале речи девушки, постепенно становился всё мрачнее и мрачнее.
— Камилла, — сказал он глухим голосом, — будем наслаждаться настоящим, не думая о том, что готовит нам будущее... быть может, и что-то плохое.
— Боже мой! — вскричала она, побледнев. — Неужели вы думаете, что мои братья захотят нас разлучить, потому что ваш род менее знатен, чем наш? Разве вы забыли мою клятву никогда не принадлежать другому, а только моему Морису? Если братья мои и оттолкнут вас из гордости, если они и захотят увезти меня далеко от вас, я наперекор всему и всем останусь верна моей клятве.
Торжественное обещание, о котором она упоминала, получил от молодой девушки не он сам, а злой гений, поставивший его в безвыходное положение, из которого он мог выйти, только порвав все опутывающие его нити.
