— Где найти Цирцею
[35], которая обманула меня? — вскричат я вне себя от бешенства. — Где найти её, чтобы навсегда положить конец её хитростям и её чарам?
Старик положил мне свою руку на грудь и продолжал надрывающимся голосом:
— И ты тоже, молодой человек, думаешь об одной только мести! Но клянусь тебе, как стал я между тобой и твоими врагами, так стану между тобой и Валентиной, между тобой и Морисом! Я спасаю тебя для того, чтобы иметь право вымаливать для них возмездие за добро, если бы злой дух побудил тебя отмстить им за зло. Впрочем, берегись, тебя может сломить их грозный защитник. Вспомни, что им покровительствует сам могущественный кардинал.
Я не колебался более. Вместо того чтобы войти в указанный мне Норбером подземный ход, который вывел бы меня на Нивелльскую дорогу, я пошёл по тому, который вёл по рвам Бренского замка. Теперь я всё сказал и жду вашего приговора, Робер.
Поражённый, граф выслушал брата, не сказав ни слова, не сделав ни одного движения. Но как скоро умолк Анри, вся душа его возмутилась против обвинения, которое свергало его идеал с его высокого пьедестала.
— Я не могу судить по разбросанным платьям! — сказал он, — не могу также полагаться на слова сумасшедшего!
— Сумасшествие и заставило его выдать всё, что он знал.
— Морис и Валентина — шпионы Ришелье. Я имею на то доказательства.
Граф и виконт вздрогнули. Это обвинение произнесено было голосом их брата Урбена.
Глава XXXVI
МЕДАЛЬ И ЕЁ ОБОРОТНАЯ СТОРОНА
слыхав слова Урбена, граф Робер задрожал всем телом. Потом, бросившись к камину, он зажёг свечу и поднёс её к лицу нового посетителя.
Это действительно был его младший брат.
— Тебе не удалось? — прошептал он, бледный, как полотно.
— Гнусная измена отняла у меня средство действовать... но судьба на нашей стороне. В нашей власти хорошо отплатить! — Королева-мать и герцогиня...
— Увезены из Брюсселя адским созданием, которое заступило на моё место, почти отравив меня.
— О ком ты говоришь?
— О Валентине де Лагравер.
Граф Робер прижал руки к груди, как будто получил удар в сердце.
— Этот демон знает все наши тайны и продаст их кардиналу. Я имею на то неопровержимые доказательства, — продолжал кавалер Урбен.
— Итак, всё погибло!
— Повторяю вам, Робер, Господь не допустил нас быть жертвами гнусной измены, и она пала на самих изменников. Я ручаюсь вам, что доставлю принцесс, куда вы назначите. Между тем сокольничий монсеньора Гастона захватил в Нивелле поверенного, которого кардинал послал к маршалу де Брезе с приказанием окружить наш полк.
— Разве Рюскадор возвратился в Бельгию?
— Он и не уезжал отсюда. Маршал ничего не знает о нашем заговоре. Если он не получит новых приказаний, то пойдёт на Маастрихт, как ему было предписано; итак ничего не помешает нам примкнуть к войску графа Суассонского и войти победителями в пределы Франции!
Кавалер де Трем сообщил Роберу план, задуманный Поликсеном и переданный ему в нескольких словах на дворе таверны «Большой бокал». Он вполне пояснил ему загадочные превращения Валентины в Мориса и поездку последнего в Париж для того, чтобы известить кардинала и привезти с собою уполномоченного, могущего заменять министра на месте действия. Однако он и не подозревал, что смелый Ришелье никому не доверил этого важного поручения и тем доставил ещё более полный и блистательный успех своим противникам.
— Даёшь ты мне клятву, что сам читал записку, которая доказывает гнусную измену Лаграверов? — спросил граф Робер.
— Клянусь честью! — торжественно произнёс кавалер Урбен.
— Под этой жаждой покрыть нас позором и погубить кроется более чем политическая ненависть, — сказал полковник с грустью. — Но что может внушать такую злобу к братьям подруги детства их сестры?
— А кто ручается вам, что это безнравственное существо не замышляет гибели Камиллы так же, как и нашей?! — вскричал Урбен. — Я твёрдо решил поймать Валентину, это ненавистное существо, которое станет залогом безопасности Камиллы.
— Женщину! — возразил Робер, терзаемый невыносимыми душевными муками.
— Она фурия, а не женщина! Горе ей!
— Я одобряю Урбена, — вмешался виконт Анри, хранивший молчание, с тех пор как вошёл младший де Трем. — Захватить следует не только дочь, но и отца, который у нас под рукой.
— Больного старика! — сказал опять граф с упрёком.
— Он знает более, чем сообщил мне, я в том убеждён.
— Впрочем, — продолжал поручик, — если эти выродки рода человеческого способны к какому-либо чувству, то Норбер, находясь в нашей власти, ответит нам за сына. Морис может ускользнуть из сетей, которые мы расставим на месте, назначенном ему его соучастницей. Но львёнок не осмелится предпринять что-либо против нас из опасения, чтобы не поплатился за это старый лев.
— О, — вскричал Робер с ужасом, — и ты, самый младший из нас, предлагаешь подобную месть! Из чего же создано твоё сердце?
— Из бронзы, когда его касаются когти демонов. Граф Робер, вы на ложном пути, на котором уже погиб Анри. Во имя дела, которому мы служим, во имя всех людей, великих и ничтожных, которых увлекла бы в бездну одна ошибка их предводителя, я требую, чтобы вы арестовали главу семейства Лаграверов, тогда как я постараюсь захватить его двух детей.
— Итак, вы предписываете мне мой долг, — глухо ответил полковник. — Вы можете сами привести сюда Норбера. Потом, выбрав десять самых надёжных солдат, вы отправитесь на выручку королевы-матери и герцогини Орлеанской и отвезёте их в лес Сеньер-Изаак, в полутора лье от Брена. В этом лесу я остановлюсь с полком, чтобы выждать вас. Спешите!
Урбен вышел, и Робер простоял некоторое время с поникшей головой. Он сознавал, что уронил себя в глазах своих братьев; если бы роковая страсть не обессилила его твёрдой души, достойной древних героев, никогда бы один из младших братьев не посмел указывать ему, как он должен поступать. Впрочем, он ещё не вполне сдался, чтобы перейти на образ действий, предписанный строгим младшим братом ради пользы общего дела и, быть может, отчасти из личной мести.
Вдруг граф де Трем схватил руку Анри, стоявшего перед ним молча и спокойно, как осуждённый, покорившийся своей участи.
— Ты не захотел бы нанести удар сражённому врагу? — спросил он взволнованным голосом. — Не так ли?.. Тем более ты не нанёс бы его той, которую любил! Так, спаси Валентину, и я прощу твои проступки, которые запятнали герб нашего рода! Спаси её! И я даю тебе слово восстановить твою честь в глазах всего света!
