Нет, так оставлять нельзя, решать надо. Если Рыжий и в самом деле с людьми князя Пожарского надумал встретиться, то надо его остановить!
Акимку он нашел быстро. Подстерег бывшего дружка возле церкви Гавриила Архангела в Мясницах, когда тот из трактира возвращался и… А что сложного? Один удар ножом – и нет свидетеля.
Но мысль об опасности прочно засела в голове. Коли Рыжий с людьми князя снюхался, так и Роговец может. Нужно и его туда же… к праотцам.
Несколько дней Пугало бродил по Москве, шлялся от кабака к кабаку, пытаясь выследить Николу, однако все без толку, не нашел. Но и забыть про бывшего приятеля не мог: звериным чутьем чувствовал, что Роговец для него смертельно опасен. Эх, кабы не люди князя Пожарского…
Пришлось Ермолаю податься на юг. Он собрал с полсотни самых отъявленных головорезов и двинулся к Заруцкому.
Атаман с войском все еще стоял в Воронеже, дожидаясь Краснобая. Казаки заняли все свободные терема, благо их было немало: многие жители покинули свои дома, едва услышав о приближении Заруцкого. Те, кто не поместился в воронежских избах, разбили шатры прямо на улицах, отчего город теперь походил на табор. Иван принял Пугало с распростертыми объятиями, дал под его начало сорок человек и сделал сотником.
* * *
Август выдался холодным, над городом низко висели серые тучи, по улицам гуляли стылые ветра, и Ермолай в ожидании похода на Москву поспешил занять небольшую избенку возле церкви Успения. Но вскоре стало известно, что Баловень со своим войском застрял где-то под Вологдой, и Заруцкий решил идти без него.
Неподалеку от нового жилища Ермолая, на берегу реки Воронеж, стоял небольшой трактирчик. Хозяин, Федька Ухарь, хоть и ограбленный, но не павший духом, из города не уехал и продолжал наливать казакам доброго вина. Те его старания оценили и теперь платили за штоф звонкой монетой. Пугало, как и многие другие, повадился туда ходить, коротая промозглые вечера.
За два дня до выступления, решив, как всегда, промочить горло, Ермолай отправился в трактир. Подойдя к старенькому, скошенному на бок домишке с наскоро намалеванной вывеской «Кружало
[14] у Федьки», он дернул на себя скрипучую дверь и ввалился в тепло натопленной комнаты. Завидев его, из-за прилавка подмигнул хозяин:
– Здорово, Ермолай!
– И тебе не хворать. – Пугало стянул с головы шапку.
– Озяб, небось?
– Да уж, студено. Где наши-то?
– А во-он, за печкой.
Но едва гость сделал пару шагов, как из угла послышалось:
– Ермолай! Пугало, ты, что ль?
Он обернулся: к нему, раскинув руки, спешил Гришка Хортиц.
– Здорово, братец!
Друзья обнялись.
– Ты откудова? Давно ль тут? – наседал Гришка.
– Со Спасова дня.
– Это как же мы не свиделись? А ну, давай к нам.
Он кивнул на длинный стол, заставленный штофами вина и плошками с закуской.
– Федька! – крикнул Ермолай. – Мне туды принесешь.
– Добро!
Гришка подвел его к столу и принялся знакомить с сидевшими за ним друзьями.
– Казачки, это Ермолай Пугало, сотник, с ним не пропадешь! А это Васька Луков, Петюня Шацкий, Николка Роговец, Лукьян Семенов…
Пугало впился взглядом в лицо одного из сидящих. Николка? Роговец? Твою ж мать! Как?! Ему из-за этого гада из Москвы пришлось бежать, и все ради того, чтоб нос к носу встретиться с ним в этом богом забытом кабаке?!
– Сидай, выпей с нами, друже, – загалдели казаки, хлопая Ермолая по плечу.
– Ха, да мы знаемся! – воскликнул Никола. – Здорово, братец. Выходит, тебя теперича Пугалом кличут? За это, что ль? Это тебя девка приложила?
Он выразительно ткнул пальцем в щеку Ермолая. Тот отшатнулся, потер шрам и процедил сквозь зубы:
– В бою саданули.
Роговец расхохотался на весь кабак, под кустистыми бровями лукаво блеснули карие глаза. Между тем подскочил целовальник, поставил на стол свечу в оловянном подсвечнике, штоф вина и оловянный же стакан. Ермолай с ходу плеснул себе полный и залпом выпил.
– Что за девка? – заинтересовался Гришка.
Пугало грозно уставился на Николу и, не глядя на Хортица, бросил:
– Попутал Роговец.
– Ну как же, как же, – залился тот, но, поймав взгляд бывшего приятеля, осекся. – А могет, и всамдель попутал.
– А пить-то ты горазд, Ермолка, – засмеялся молоденький казак, которого Хортиц назвал Лукьяном, – полон стакан кувыркнул махом.
Мысленно порадовавшись, что разговор перешел на другую тему, Пугало кивнул:
– Агась, мы могем.
– Давайте-ка, братцы, за здравие царя Ивана Дмитрича!
Казачки дружно подняли стаканы, выпили и загалдели. Шум, болтовня, стук посуды, смех… Лишь Ермолай сидел молча, прикидывая, насколько опасен для него Роговец. Нет, пожалуй, бояться нечего. Уж кто-кто, а Заруцкий за какую-то там девку корить не станет. Подумаешь, снасильничал, да у атамана в войске сплошь и рядом такое. Тогда почему душа волком воет, предупреждая об опасности?
– Давеча из Москвы прискакали, когда мои на воротах стояли, – услышал Пугало голос Гришки, – дык, сказывают, то послы от бояр к Иван Мартынычу.
– Прям послы? – недоверчиво спросил Никола, почесав бороду.
– Ну, прям не прям, а люди государевы. Поди, об замирении хлопотать станут. Так что, могет, братцы, и распустит нас атаман заместо похода-то.
– Ага, хрен им да редьку, – пьяно воскликнул Лукьян. – Какое замирение? Пожгем Москву, меха да шелка отымем, тогда и поглядим.
Ермолай нахмурился. Вот так так! Это что ж получается? Приехали чины московские, умаслят атамана, и все. Нагрянут люди Пожарского, те, что его ищут. Н-да, только он вздохнул свободно, а тут на тебе, новый поворот. И что теперь? Снова бежать? В Дикое Поле аль еще куда? Сколько ж можно?! Нет уж, кончать с Николкой надо, пока худого не случилось. Согласится Заруцкий или повесит послов, еще поглядим, а каждый день ходить, словно под топором… Проще порешить, и всего делов.
Застолье продолжалось уже часа три. Пугало захмелел, в голове шумело, дьявольски хотелось спать. Но уйти он не рискнул, а ну как Николка осмелеет, пока его нет, и проболтается Гришке и остальным.
И тут Роговец встал, похлопал Хортица по плечу:
– Ладно, братцы, идти мне надобно.
– Куды? Рано больно!
Но тот, не слушая, кинул на стол медяк и направился к двери.
– Погодь, Никола, я с тобой, – тут же подхватился Ермолай.
Они вышли, слегка пошатываясь, холодный ветер пахнул в лицо запахом далекого костра. Внизу, под крутым берегом, катились темные воды Воронежа.
