– Да я тебя на куски изрублю!
– И что с того выгадаешь? Лишь опалу государеву. И кол, как старец Амвросий сказывает.
Атаман, внимательно посмотрев на Ваську, вдруг рассмеялся.
– А ты, погляжу, совсем бесстрашный. Любо! А то давай ко мне, есаулом поставлю.
Василий закатил глаза и обреченно махнул рукой: дескать, что с дураком разговаривать. А Заруцкий вернулся на свое место, разлил еще по чарке, махом опрокинул свою и задумался.
Да, хитер, конечно, царь, хочет опасного врага подальше от Москвы отослать, а заодно от соперника избавиться. Ан нет, государь премудрый, не выйдет. У нас тут свой венценосец имеется, не хуже тебя. И мы его не выдадим!
Он поднял на собеседника мутный взгляд и рявкнул:
– Ступай отсель! Понеже ты посол да при старце, худого тебе не сделаю, и на том Бога благодари.
Но Василий, неторопливо осушив свою чарку, упрямо покачал головой:
– Государь велел мне три дня тута оставаться. Мол, тебе, чтоб поразмыслить, время надобно.
– Ну уж нет, – снова разгорячился атаман. – Я здесь хозяин, а про твово Петьку и ведать не хочу. В ночь не погоню, а на рассвете, чтоб духу твоего в крепости не было! И боярам передай, что я Ивану Дмитричу вовек не изменю!
Глава 10
Конечно, Василий никуда не уехал. Полночи он просидел в кабаке, пытаясь сообразить, как уговорить Заруцкого. Государь, посланец Божий, доверил ему дело важное, а он назад с пустыми руками вернется? Вот уж нет!
Однако в голову ничего не шло. И так, и эдак вертел Васька, но ничего не придумал. Мрачный и злой, он к полуночи вернулся на постоялый двор и, решив, что утро вечера мудренее, завалился спать.
На рассвете следующего дня Василий уже стоял на заутрене в приделе святых мучеников Фрола и Лавра Сергиевской церкви. Раз сам ничего придумать не смог, авось Бог поможет. Он опустился на колени и принялся истово молиться за успех своего дела, за здоровье маленького царя и за упокой души любимой Настены.
Едва закончилась служба, как кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, Васька увидел казака, тот кивнул на дверь и поманил его за собой.
«От атамана, гнать из крепости будут», – подумал он.
Но ошибся. Выйдя на улицу, незнакомец прошептал:
– Отойдем-ка, покудова никто не услышал.
Один за другим они пошли вокруг церкви. Василий держался настороженно и украдкой поглядывал по сторонам, пытаясь угадать, что его ждет. Но никого, казалось, тут не было, лишь вдалеке спешил какой-то инок да баба в криво повязанном платке мела двор. Наконец незнакомец остановился под высоким дубом, тихо шелестевшим немногими бурыми листьями. Васька подошел и вопросительно уставился на казака.
– Ты, что ль, от государя будешь? – нетерпеливо спросил тот.
– Ну, я.
– Я Николка Роговец. Хочу тебе челобитье дать, поелику тут на правду надежи нет.
– Что ж, сказывай, – кивнул Васька.
– Есть у нас сотник, Ермолка Пугало, со шрамом на роже. А шрам этот с того, что в разрушные годы он снасильничал девку, а та ему черепком по морде-то и вдарила. И так-то худо, а она опосля еще и удавилась.
Василий замер, сердце глухо стукнуло и остановилось. Он сглотнул подступивший к горлу комок и хрипло спросил:
– Где это учинилось?
– В Ярославском уезде, – жарко зашептал Роговец, – мы там с ополчением стояли, аккурат на святого Матфея. Зашли втроем в избу к ней, пожрать попросили. Мы-то с приятелем опосля ушли, а Пугало остался. Потом сказывал нам во хмелю, мол, снасильничал ее да заснул, а она прям подле него на ленте своей и удавилася. Проснулся, дескать, утром, а пред очами ноги босые качаются. Девка-то больно хорошая, жаль ее.
Ни один мускул не дрогнул на лице Василия, хотя в душе бушевала такая буря, что он едва стоял на ногах. Сквозь шум в ушах он услышал собственный голос:
– Как звали девицу?
– Настасья, кажись.
Прислонившись к мокрому стволу, верный страж государев помолчал, восстанавливая дыхание.
– А чего ж раньше не донес?
Николка пожал плечами:
– Да как-то недосуг было, разбросала нас судьбинушка, думал, сгинул Ермолка в войне-то. Ан нет, на Успенье в Воронеже свиделись, и он на меня с ножом кинулся, дабы я про него не растрепал, да в реку сбросил. Вон, гля, плечо-то доселе замотано. Слава Богу, промахнулся – в грудь, стервец, метился.
– Понятно, – кивнул Василий. – Ладно, ступай с Богом. Сыщу я то Пугало.
– Верно, сыщешь? Ты не думай, я никого не боюсь, но все ж как-то… беспокойно.
Васька со злостью посмотрел на Роговца: доносчиков он не жаловал. Да и как знать, может, в смерти Настены этот казачок тоже виноват. Затылок вдруг заломило так, что на глазах невольно выступили слезы. Превозмогая боль, государев посланник кивнул:
– Не сумлевайся.
Всю ночь Пугало просидел на колченогом стуле в караульне, прикидывая, как ему поступить. Вставал, жадно пил, зачерпнув ковшом из кадушки студеную воду, и снова садился. Как оказалось, что за одно преступление его ищут на Москве, а за другое – здесь? Смерти он не боялся, но хотелось еще пожить. И потому напряженно думал, как выкрутиться. Ну вот что, что ему делать?! Бежать на юг? Или остаться и ждать, когда Роговец на него пожалуется? Но тут, он чувствовал, уже земля горит под ногами. Даже если Иван Мартынович не покарает, Николка может других подговорить. Или того хуже – перейдет Заруцкий, как предсказывал старец, под руку государеву, и что тогда? Люди Пожарского его, Ермолая, рано или поздно отыщут, к бабке не ходи. От них ни один атаман защитить не сможет. Князь высоко сидит, выше его только царь. Но у того свои заботы, с чего бы ему за всякую казачью голытьбу вступаться.
Если только не… Да! Верно! Нужно показать себя перед государем, совершить что-то такое, чтоб он благодарен был или даже по гроб жизни обязан, а о девке б и не вспомнил. А если что, и от Пожарского захотел бы защитить.
Ага, легко сказать, но это ж надо сначала придумать, а потом суметь исполнить. И доказательствами не забыть запастись, а то чужую славу всяк присвоить горазд. И посреди ночи ему в голову пришло простое решение. Ермолай даже рассмеялся – да, вот оно, то, что спасет его! Едва сдав караул и наплевав на заутреню, он вернулся в свою избу и заснул блаженным сном. Впервые за последние дни голова совсем не болела.
Проснувшись ближе к полудню, он сразу же направился к палатам Заруцкого, позади которых располагался двор, обнесенный деревянным частоколом. Пугало обошел терем и заметил неподалеку брошенную подводу. Он примостился под ней и стал наблюдать сквозь дыру в заборе. На улице было пусто, и его никто не заметил.
Ждать пришлось недолго. Через полчаса во дворе под яблонями появилась Марина, ведя за руку маленького Ивашку. Под покровительством Заруцкого она никого не боялась, гуляла без опаски, и Ермолай об этом знал. Отодвинув прогнившую доску, он протиснулся во двор и спрятался за стволом ближайшего дерева.
