– И вправду, что это вы, отцы, при царе-батюшке эдакую свару затеяли? Аль не видите, невместно ему, когда вы так злопыхаете?
– Верно, прости, государь, – склонил голову Иона и усмехнулся: – Об ентом лучше с патриархом порешить, как выберем такового. – Он встал и торжественно добавил: – От всего нашего православного мира предлагаем мы в сан сей митрополита Ростовского, радетеля за веру православную.
Петру сразу стало понятно коварство местоблюстителя: уж кто-кто, а Филарет никогда не даст согласия на отъем земель у церкви. Сердце его забилось: наступал самый важный момент противостояния. Если удастся поставить на патриарший престол свою кандидатуру, то и опасность церковного бунта минует. Что ж, или пан, или пропал.
– Нет, – покачал головой царь. – Я, как государь московский, желаю на патриаршество митрополита Дионисия. И, сколь Бог даст силы, пособлю ему. Патриархов Константинопольского да Иерусалимского на Русь призову.
По переполненной церкви пробежал удивленный шепоток. Сторонники Филарета дружно заворчали, а Троекуров весь подобрался, как перед прыжком.
– Да как же Дионисию патриархом-то быть? – воскликнул неугомонный Иона. Брови его сомкнулись, глаза сверкали. – Ведь то, что он сказывает, слушать неможно. Объясни ты ему, что церква без земли аки богатырь без ног.
«Ну, вот и начинается» – подумал Петр, а вслух сказал:
– Да почто же? Али вы, отцы, молиться да проповедовать без нее не сможете? Али пастве ваши богатства нужны? Не-ет, вы за свою мошну радеете, полстраны себе в имение забрали, а пользы с сего нет. Супротив сего, государству большой убыток чинится, поелику монастыри владеют землями многими, жители коих не платят податей. А мануфактуры и торговли при тех монастырях доходов в казну не приносят, пуще того – разоряют людей гостиной сотни. А ежели средь чернецов затесается вор аль тать, то свои же архиереи над ним и суд держат. Меж тем церковь не есть иное государство, и все служители Божии живут на Руси наравне с другими сословиями!
Петр, не тушуясь, твердо смотрел на церковников. Само собой, битва будет не из легких, но отступать он не собирался. Однако в эту минуту стало очевидно: если не пойти на уступки, раскол между священниками неизбежен, а это для Руси похуже будет, чем богатство монастырей. И в голове царя мгновенно сложился новый план: земли церкви оставить, но обложить такими налогами, чтобы держать их про запас стало невыгодно. Ничего, побурлят и успокоятся, а потом смекнут, что к чему, и сами от излишков откажутся.
– А посему велю монастырям с земель своих и хозяйств подать платить в казну государеву, а с той земли, что без дела простаивает, двоекратно. На Москве основать особый приказ для веданья дел духовных, а любые беззакония и неправды судить приказу Разбойному.
Он замолчал, и в церкви Успения повисла гробовая тишина.
И точно, через несколько мгновений, словно по мановению волшебной палочки, все вскочили и закричали кто во что горазд. Поднялся оглушительный шум, и до царя долетали лишь отдельные фразы:
– Видано ль дело!
– Спокон веков монастыри землей без пошлин владели!
– Негоже государевым людям церковников судить!
В спор снова вступили, поддерживая царя, Дионисий и его сторонники. Собор грозил перерасти в настоящую свару, если не раскол.
Петр встал и поднял руку. Шум понемногу улегся, крикуны опустились на лавки, и царь, гневно сверкая глазами, воскликнул:
– Чего это вы больно громкие? Аль позабыли, кто здесь самодержец?! Я для блага государственного радею, а вы лишь об своем печетесь.
И снова встал Иона, медленно и торжественно.
– Мы, батюшка Петр Федорович, ни об чем не позабыли. Да только в делах царства не узнаем государя московского. Мыслим, что ты, яко посланец Богоданный, должон быть предстателем православия и наших вековых обычаев. Видим, однако же, супротив того – церкву обижаешь и тем старый московский строй чаешь порушить.
– И я не узнаю епископа православного, – усмехнувшись, ответил юный царь. – Глазам моим больно глядеть на тебя, владыко, ибо слепит их свет каменьев на твоем облачении. То ли заповедовал нам Иисус? Богатство монастырей и священников противно христианскому духу. Не на поругание я церкву оставляю и желаю лишь ее к искони возвернуть.
– Вот ты сказываешь, мол, Разбойному приказу иноков судить. А как ему верить-то, коли твой страж по сию пору не в Тимофеевской? Аль, коли ты, государь, ему дворянство дал, так ему и людев губить можно?
Царь с изумлением уставился на Иону.
– Об чем ты баешь, владыко? Не разумею тебя.
– По весне слух был, мол, призналась мамка твоя, что никаких чудес-то и не было, а она сама их учиняла! А через два дня вот этот вот холоп бывший, – местоблюститель возмущенно ткнул золоченым посохом в сторону Василия, – к ней пришел, так она тут же и померла. А ты, Петр Федорович, наказать убивца не пожелал!
«Не государь, не царь-батюшка, а просто Петр Федорович! Похоже, и впрямь бунт!»
– Ты, отец, зело умен и видел много. Так ответствуй нам, как могла мамка горящие буквицы начертать? Аль грамоту Антония, митрополита Московского, много лет тому почившего?!
Иона замялся, а царь продолжал, все больше распаляясь:
– Али мне сюда всю шереметевскую дворню притащить, дабы они вам обсказали, чего сами видели? Думаете, я не ведаю, что это те, кто супротив новшеств, все замыслили? Охранная изба всех их на чистую воду выведет! Были чудеса, и тому свидетелей множество!
Собор притих, а царь резко обернулся к церковникам.
– Все слышали? – воскликнул он, сверкнув глазами. – Али кто еще желает наговор повторить?!
Рядом с Ионой встал Филарет, едва достававший местоблюстителю до плеча, но решительным выражением лица вполне могущий поспорить с ним.
– И впрямь пустое это, братья! – обратился он к священнослужителям. – Не сумлевайтесь, были чудеса, были, и всяк, кто их видел, могет сие удостоверить.
Царь с удивлением воззрился на митрополита. Он думал, что старик против него будет выступать, а тот – надо же! – поддерживает. Что хорошо, то хорошо: с таким сторонником дело намного веселее пойдет. Он благодарно улыбнулся митрополиту, а тот продолжил:
– Да только о том забыли мы, братья, что не всякое чудо-то от Бога! Али враг рода человеческого в них не силен?
Петр растерялся. Так вот о чем кричал тот юродивый возле Аптекарской избы! Значит, противники сменили стратегию и теперь будут его обвинять совершенно в другом?! Он с укором взглянул на Шеина, сидевшего среди бояр. По рядам собравшихся прошел шелест: те из священнослужителей, кто не был посвящен в слухи, с удивлением перешептывались. Очень скоро он перешел в гомон, и тут вскочил какой-то епископ и воскликнул:
– А ведь и верно, братья, Сатана проклятый тоже могет чудеса творить, дабы глаза людям застить да в заметание их ввести!
