И что же? Какое дело запорожцам до клятых ляхов? Так нет, Сагайдачный потребовал сбора старшины. Впрочем, Яков понимал: Петро прав в том, что мимо них эта война пройти не может. Так или иначе, но решение принимать придется.
Товарищи предупреждали: на общем совете может случиться что угодно. Говорили, что Сагайдачный настроен враждебно, попытается сместить, а то и вовсе убить Бородавку. Но тот не испугался. И теперь в хате старого есаула собралась войсковая рада: два гетмана, бывший и нынешний, игумен Михайловского монастыря Иов и несколько десятков куренных атаманов. Перед ними стоял единственный вопрос – поддержать ли Польшу в войне с турками.
– Ну что, братцы? – начал Яков, поглаживая длинные, до груди, усы. – Какие будут думки?
– Надобно, надобно пособить, – кивая в такт словам, сказал атаман Полтавский. – Коли османцы одолеют ляхов, то и Украине несдобровать.
Куренные, сидящие рядом с Сагайдачным, одобрительно зашумели.
– И то, – согласился атаман Уманский, – бить басурман – святой долг каждого казака.
– Аль то магометане православные храмы забрали? – ехидно спросил худой, щуплый запорожец, куренной Батуринский, постукивая по столу жилистой ладонью. – Аль это они нас пытаются от исконной веры отворотить? Не-ет, то ляхи проклятые, паны чванливые. Кто мы для них? В доброе время – холопы, а в военное – бойцы, коим токмо и должно, чтоб за их спесивые шкуры животы свои класть! Не бывать этому! Не станем мы за Польшу стоять!
– Что ж, изводить теперича не только басурман, но и ляхов?!
– Мы османцев сами бить станем, а до униатов с католиками нам дела нет!
– Дык с ними-то сподручнее!
– А по мне, так они не лучше иноверцев! К тому ж султан, как пить дать, на Азов вскорости пойдет, вот мы Заруцкому и пособим.
– Да куды магометанам на Азов-то, коли они уж на Польшу пошли, дурень!
Обстановка на совете накалялась. Выпячивая грудь, атаманы подступали друг к другу.
– Тихо, братцы, не спешайте, – поднял руку Сагайдачный.
Он неторопливо встал во весь рост, расправил плечи. Строгое лицо, умный взгляд, мягкая, словно шелковистая борода совершенно седа. Бывший гетман оглядел атаманов и горделиво положил ладонь на рукоять сабли.
– Негоже нам, други, лаяться, аки собаки паршивые. Не запамятуйте, мы одно целое.
– Да как одно? – воскликнул неугомонный атаман Батуринский. – Вы, реестровые, ляхам служите, ну а мы, низовые, – народ вольный. И польскому крулю не присягали, так что неча нас на его защиту кликать! Эх, да что с тобой баять! Тебе, шляхтичу, все одно не понять нас!
– Мне не понять? – сверкнул глазами Петро. – Я супротив басурман бился и биться буду, пока меня в землю сырую не зароют! А вы токмо за зипунами ходите, лишь бы пограбить да напиться. А как воевать, так не желаете?!
– Петро прав, братцы, – счел нужным вмешаться Бородавка. В самом деле, к чему раздувать пустые споры, коли есть вопрос поважнее. – Мы ж не только удалью, но и разумом сильны. Вот и давайте посудим, не ярясь.
Все поутихли, а гетман продолжил:
– Я мыслю так: надобно нам под руку царя Петра идти. С Москвою у нас одна вера и богослужение, единый язык и обычай. Православных он стеснять не станет, супротив того – поможет в борьбе с османцами. Кто из вас бывал со мною в Азове, тот, небось, помнит, как вольно казакам там живется. Царь их не теснит, токмо вспоможение шлет. Давеча получил я от него грамоту, кличет нас под свое покровительство и обещается: коли согласимся, уговорит, мол, патриарха Константинопольского в Киев идти да иерархов наших православных снова поставить. Вот такое мое слово. Ну а теперича пущай инок Иов сказывает.
Пожилой игумен тяжело поднялся. До того как начались гонения на православие, он был уважаемым священником, ректором Киево-Братской школы. Теперь же принял монашество, по-прежнему оставаясь авторитетом среди казаков.
– Братья, все вы одной крови, – начал он, и его по-детски голубые глаза зажглись огнем. – Все – удалые казаки, предстатели православия и земли нашей. Негоже вам ругаться, а надлежит быть едиными, аки пясть. Вот у меня грамота имеется, в ней сейм польский просит запорожцев встать супротив басурман. Обещается нашей вере послабления дать, и вас, казаков, многих на службу принять шляхетскую. Как порешите, так и станется, братья. Что до меня, то мыслю я, Петро прав: неможно вам стоять в стороне, пока османцы христиан резать будут.
Яков нахмурился: он был уверен, что инок его поддержит. Но тот, похоже, уже обо всем договорился с бывшим гетманом. Ну нет, мы так просто не сдадимся! Еще поборемся!
– Значит, ради клятых униатов да католиков мы от своих православных священников отказываемся? В этом ты, Петро, видишь единство?!
– Нет! – Сагайдачный вскочил и в гневе хлопнул рукой по столу. Стоявшие на нем кружки жалобно звякнули. – Оно в том, чтоб братья наши не гибли зазря! И этого не будет, если вместе действовать, единой силой по султану ударить! А ты, гетман, только раздор и сеешь!
– Вот как? – взвился Бородавка. – Ты хошь нас всех под османские пули подложить, чтоб ляхов своих спесивых спасти? А я, коли супротив сего, значитца, запорожцам враг?!
– Так и есть! – Петро обвиняющим жестом указал на Якова. – Из-за тебя братья наши полегли в Яссах! В кандалы его!
Несколько человек двинулись было к гетману, но тут на их пути встали атаман Батуринский и еще несколько куренных.
– На мое место метишь! – закричал Бородавка через их головы. – Упреждали меня об твоей каверзе, а я, дурень, не поверил!
Дело шло к драке, но тут Сагайдачный воскликнул:
– Стойте, братцы! Что вы его собой заслоняете? Мы в Яссах супротив османцев стояли – где он был? Наших полегла тьма-тьмущая лишь с того, что он на подмогу прийти отказался! Кабы он свое войско привел, мы б единой силой встали да погибших братьев на пару тыщ меньше было бы! – Он повернулся к Якову: – Ответствуй, чего ж ты не помог! Молчишь?! Так я и сам ведаю! Слыхал, тебе московиты за то награду обещали, вот потому ты к ним податься и силишься! И теперь я с вас, куренных, требую: сказывайте, что это за гетман, иже казаков не жалеет?!
Атаманы растерянно переглянулись.
– Ежели всамдель… – пробормотал один из них.
Яков слегка побледнел: недурно очерняет его соперник! Так и без головы остаться недолго. Ну уж нет, Сагайдачному не удастся обвинить его без вины!
– Ты ж сам, Петро, ведаешь, что не было сего. Никого ты не посылал за мной!
– Врешь! Посылал, и ты отказался!
Куренные набычились и теперь смотрели на Бородавку с откровенной злобой. Атаман Полтавский, горячая голова, шагнул к гетману:
– Да что с ним, братцы, деликатиться! – и выхватил из-за пояса саблю.
Яков невольно отпрянул. В этот момент дверь в хату с громким скрипом отворилась, и в горницу вошел Тараска Бивол, его ближайший соратник.
