Он делал глоток за глотком. Это был его долг перед Вандерслисом.
Когда крови почти не осталось, когда вены опустели и сердце Вандерслиса делало последние удары, Маркус надкусил себе запястье и поднес к губам друга:
– Пей.
В голосе Маркуса звучало участливое спокойствие. Таким тоном он говорил с пациентами, когда осматривал их или делал обход палат. Доверься мне.
Вандерлис воспринял этот молчаливый посыл и впился в надкушенную вену зубами и языком, инстинктивно утоляя жажду и возвращаясь к жизни.
Через какое-то время Маркусу пришлось остановить Вандерслиса (его сына, о чем Маркус постоянно себе напоминал), чтобы не упасть в обморок от потери крови. Случись такое, заботиться о младенце будет некому. Маркус осторожно убрал руку. Вандерслис зарычал на него.
– Потом ты получишь еще, – пообещал Маркус. – Нужно, чтобы твое тело усвоило выпитую кровь.
Вандерслис заткнул уши.
– Почему ты кричишь? – прошептал он.
– Я вовсе не кричу. Просто твои чувства стали острее, – объяснил Маркус.
– Меня мучает жажда, – посетовал Вандерслис.
– Так будет продолжаться несколько недель, – сказал Маркус. – Ты будешь чувствовать себя усталым, однако заснуть не сможешь. Я, когда Мэтью сделал меня вампиром, не спал почти два года. Ложись на спину и закрой глаза. Не пытайся успеть все и сразу. Тебе некуда торопиться.
Это было одной из истин, усвоенных Маркусом, пока они с Мэтью странствовали из Йорктауна в Пенсильванию, а потом в Нью-Йорк и Массачусетс. Маркуса радовало свое новое положение, когда не он постоянно донимал вопросами взрослого и более опытного вампира, а сам мог поделиться знаниями, доставшимися ему дорогой ценой. Маркусу нравилось быть отцом.
– Пока ты отдыхаешь, я расскажу тебе о Франции и о твоей новой семье.
Напряжение сказалось на организме Маркуса. Он и сам находился в несколько бредовом состоянии. Маркус тоже закрыл глаза, радуясь, что все прошло так удачно.
– Говорил тебе: не делай этого, – ворчал Галлоглас, выволакивая Вандерслиса из воды.
– Мне нужно было ему помочь. Он заслуживал второго шанса, – ответил Маркус. – Это был мой долг.
– Нет. Спасение мира – вовсе не твой долг. Я знаю, именно это и пытается сделать Мэтью. Но его благородные попытки однажды могут стоить нам жизни. – Галлоглас вытряхнул воду из Вандерслиса. – Твой долг – слушаться Филиппа и в точности выполнять то, что он тебе велит, не пытаясь своевольничать. Сейчас ты должен был бы считать овец в Хартфордшире, а ты оказался в Филадельфии и занялся сотворением младенцев.
– Я не младенец! – зарычал Вандерслис, скалясь на Галлогласа.
– Ты когда-нибудь видел беззубого вампира? – спросил у него Галлоглас.
– Нет.
– И тому есть причина, – рявкнул Галлоглас. – Попробуй только еще раз меня укусить – и сразу ее узнаешь.
– Ну почему он такой… – Маркус взмахнул руками.
Поведение Вандерслиса было невозможно описать словами. Стадия младенчества тяжело давалась каждому вампиру, но Вандерслис вел себя как сущий безумец. Он гонялся по улицам за собаками, а на рынке прямо с прилавков воровал у мясников приглянувшиеся куски. Если Вандерслис не образумится, это может закончиться гибелью или, того хуже, арестом.
– Почему? Да потому, Маркус, что ты слишком молод и отец из тебя никудышный. Я говорил тебе об этом еще тогда. Как видишь, Филипп имел веские основания, когда запрещал тебе плодить собственных детей.
– Какие основания? – спросил Маркус.
– Я тебе сказать не могу. – Галлоглас бросил Вандерслиса на грязные булыжники Фронт-стрит, покрытые кусками гнилой рыбы, водорослями и навозом. – Об этом спрашивай Мэтью.
– Мэтью здесь нет! – в отчаянии закричал Маркус.
– И за это благодари судьбу, парень, – сказал Галлоглас. – Вот тебе мой совет: высуши своего малыша Клаеса и убирайтесь из Филадельфии. Его здесь знают. Возможно, и тебя вспомнят. Отправляйтесь в Нью-Йорк. Этот город проглотит вас с потрохами, и никто не заметит.
– А что я буду делать в Нью-Йорке? – спросил Маркус.
Галлоглас посмотрел на него с жалостью:
– Все, что тебе в голову взбредет. И насладись этим сполна. Это твой последний глоток независимости, поскольку рано или поздно Мэтью и Филипп узнают о твоих подвигах.
В Нью-Йорк Маркус и Вандерслис добрались в первых числах января. Начали с верфей и складов нижней части Манхэттена, зарабатывая скудные деньги на погрузке и разгрузке кораблей. Здешняя гавань напоминала филадельфийскую, но заметно уступала ей по размерам. Впрочем, скромные размеры самого Нью-Йорка с лихвой компенсировались высоким уровнем насилия. По улицам бродили шайки грабителей. Процветал черный рынок, где торговали контрабандными и крадеными товарами. Маркус и его сын влились в преступную экономику города, похищая оставленное без присмотра и затем перепродавая добычу. Постепенно у них стали появляться деньги и репутация крепких парней, переживших большинство конкурентов. Эта особенность принесла Вандерслису прозвище Счастливчик Клаес, но большинство звало его просто Счастливчиком. Маркус для того же большинства был просто Док.
Достаточно скоро Маркус устал от воровства и попоек, которые Клаесу очень нравились, и вновь занялся медициной. Вспышки желтой лихорадки случались и в Нью-Йорке. Лечение больных приносило Маркусу больше удовлетворения, чем накопление денег. В паузах между эпидемиями он, как мог, облегчал участь городской бедноты и сражался с регулярными вспышками тифа, холеры и паразитарных заболеваний.
Вандерслис вел себя по-иному. Он любил наслаждения, которые можно купить за деньги. Когда Маркус посоветовал ему стать серьезным коммерсантом и самому вести дела, Вандерслис познакомился с весьма сомнительными партнерами. Ими были двое вампиров, приехавших из Амстердама с туго набитыми карманами и полным отсутствием принципов. Голландские вампиры без особых раздумий уничтожали конкурентов, не испытывая даже намека на угрызения совести и считая собственное выживание единственным мерилом успеха. Вандерслис стал все больше времени проводить с ними, отдаляясь от Маркуса.
У Маркуса не было опыта воспитания детей, не говоря уже о воспитании юных вампиров. Он чувствовал, что Вандерслис стремительно несется навстречу беде, но предотвратить ее не мог. Отцовская позиция Маркуса коренным образом отличалась как от жестокостей Обадии, так и от пристального внимания Филиппа. Подход Маркуса к отцовству вобрал в себя безусловную поддержку, какую он сам видел от Тома Бакленда, приветливость доктора Отто и благословенное невмешательство Мэтью. Эта щадящая смесь позволяла Вандерслису свободно удовлетворять свои прихоти, развлекаясь с пьяными шлюхами и участвуя в карточных играх по-крупному, никому не давая отчета и не обременяя себя мыслями о последствиях.
Мартовским утром 1797 года, всего через несколько дней после инаугурации президента Джона Адамса, Маркус нашел Вандерслиса возле лестницы в доме, где они нанимали комнаты. Тот лежал в луже крови с перерезанным горлом. Вандерслису могли отомстить дружки-картежники или темные личности, у которых из-за него сорвалась сделка. Маркус своей кровью запечатал рану и попытался влить несколько капель в рот Вандерслиса, чтобы его оживить, но было слишком поздно. Его сын покинул этот мир. Целый поток вампирской крови не смог бы вернуть к жизни бездыханный труп. Маркус снова остался без семьи.
