От дуновения ветерка цветки качались на тонких стебельках и как будто танцевали.
Я пошептала ветру, и раздался тихий звон колокольчиков. Это была простейшая магия стихий, настолько слабая, что она не потревожила более сильную магию, которая проникла в меня вместе с «Книгой Жизни».
Филипп поднял голову. Магический звук целиком завладел его вниманием.
Я подула на цветки, и звон колокольчиков усилился.
– Мама, еще! – попросила Бекка, хлопая в ладоши.
– Твоя очередь, – сказала я, держа веточку между нашими губами.
Бекка поднатужилась и дунула что есть силы. Я засмеялась. Колокольчики зазвучали еще громче.
– Я! Я! – Филипп потянулся к цветкам, но я подняла веточку выше.
На этот раз ландыш испытал на себе магическое воздействие двух ведьм и одного ведьмака. Его цветки издавали настоящий колокольный перезвон.
Чтобы не смущать местных жителей и не заставлять их теряться в догадках, почему они слышат церковные колокола на таком расстоянии от города, я воткнула ветку ландыша в землю.
– Floreto, – сказала я, посыпав вокруг нее землей.
Цветки стали крупнее и потянулись вверх. Внутри каждого колокольчика из бледно-зеленых тычинок появилось подобие глаз и рта, а пестик превратился в нос.
Дети были зачарованы зрелищем. Раскрыв рты, они смотрели на цветочных человечков, машущих им листьями. Бекка махала в ответ.
Вид у подошедшего Мэтью был встревоженный, но, когда он увидел машущий ландыш, на лице появилось изумление, а потом и гордость.
– Мне показалось, что где-то пахнет магией, – произнес Мэтью, присаживаясь на одеяло.
– Тебе не показалось.
Стебель начал вянуть. Я решила, что ландышу пора отвесить прощальный поклон, а мне – завершить это импровизированное магическое представление.
Мэтью и дети восторженно захлопали. Занятия магией редко вызывали у меня смех, но сейчас я смеялась.
Филипп вернулся к своим камешкам и бархатным розам, а Бекка продолжила собирать зеленые предметы, ходя по густой траве на своих еще не слишком твердых ножках. Зрелище, устроенное мной, не вызвало у близнецов ни капли страха. Родительские тревоги были им неведомы.
– Ты сделала большой шаг, – произнес Мэтью, притягивая меня к себе.
– Их занятия магией всегда будут меня тревожить, – сказала я, удобно устраиваясь в объятиях мужа и продолжая наблюдать за игрой близнецов.
– Разумеется, будут. И я буду тревожиться всякий раз, когда они погонятся за оленем. – Мэтью прижался губами к моим. – Служить достойным образцом поведения для собственных детей – одна из родительских обязанностей. Сегодня ты это сделала.
– Я лишь надеюсь, что Бекка немного обождет, а не ринется вслед за братом произносить заклинания и играть со временем. Пока моих сил хватает только на одного колдуна.
– Сомневаюсь, что ожидание Бекки затянется, – сказал Мэтью, глядя, как наша дочь сосредоточенно шлет воздушные поцелуи розовому бутону.
– Я не хочу заранее думать о неприятностях. С тех пор как Филипп посадил Катберта в миску с собачьей едой, близнецы не наделали никаких новых бед. Представляешь? Почти за шесть часов. Жаль, нельзя заморозить это мгновение и сохранить навсегда. – Я посмотрела на белые облачка, плывущие по синему небу, которое манило меня.
– Ты можешь сохранить это мгновение в своей памяти, – предложил Мэтью.
Приятно было думать, что Филипп и Бекка лет этак через сто вспомнят, как однажды их мать устроила магическое представление без всякой причины. Просто потому, что могла, потому, что стоял прекрасный майский день и в нем было место радости и удивлению.
– Я хочу, чтобы родительская ноша всегда была такой простой, – вздохнула я.
– И я тоже хочу, mon cœur, – засмеялся Мэтью. – Тоже.
– Постой. Ты просто взяла и оживила ландыш на глазах у близнецов? – засмеялась Сара. – Без предупреждения? Без правил? Просто «пуфф» – и все?
Мы сидели за длинным столом в кухне, поближе к уютному теплу плиты. Дни календаря, посвященные le saints de glace
[4], официально закончились еще вчера, и в этой части света должна была начаться весна. Однако святых Мамертуса, Панкраса и Серватия забыли уведомить об этом, и в вечернем воздухе еще ощущалось морозное дыхание. В центре стола стояла ваза с ландышами, напоминая о скором наступлении теплой погоды.
– Никаких «пуфф» я не произносила, – ответила я тетке. – Я использовала латинский глагол, означающий «цвети». Теперь до меня начинает доходить, почему столько заклинаний написано на древних языках. Это сделано специально, чтобы детям было труднее их произносить.
– Дети были зачарованы во всех смыслах этого слова, – добавил Мэтью с улыбкой, редкой улыбкой, идущей прямо из сердца, и поцеловал мне руку.
– Значит, ты решила избавиться от иллюзии контроля? – кивнула Агата. – Правильно сделала.
– Это не совсем так, – торопливо возразила я. – Мы с Мэтью уже давно решили, что не станем скрывать от детей, кто их отец и мать. Не хочу, чтобы они узнали о магии из телепередач и фильмов.
– Богиня упаси! – передернула плечами Сара. – Все эти волшебные палочки.
– Меня больше настораживает, что во всех этих фильмах и сериалах магию представляют как способ быстренько сделать монотонную или трудоемкую работу, – сказала я.
Я выросла на повторных показах сериала «Моя жена меня приворожила». И хотя моя высокоученая мать, не желая отрываться от подготовки к лекциям, иногда произносила заклинание, заставлявшее выстиранное белье складываться в аккуратную стопку, такое случалось далеко не каждый день.
– Мы установим четкие правила, касающиеся применения магии, и близнецы, будем надеяться, столь же четко их усвоят. – Довольная своими словами, я глотнула вина и потянулась к блюду с овощами, стоящему в центре стола.
– Чем меньше правил, тем лучше, – заявил Маркус. Он следил за игрой пламени свечей и каждые пять минут вытаскивал мобильник, проверяя, нет ли эсэмэсок из Парижа. – В моем детстве было столько правил, что я и шагу не могу ступить, чтобы не наткнуться на какое-нибудь из них. Существовали правила относительно хождения в церковь и воздержания от бранных слов. Правила послушания отцу, старшим в семье и тем, кто выше тебя по социальной лестнице. Правила, как надлежит есть и говорить, как здороваться с людьми на улице, правила обращения с женщинами… над ними вообще нужно было трястись, словно это чашки из тончайшего фарфора. Самое смешное, обращение с животными тоже имели правила. Правила предписывали, когда сеять и когда жать. Естественно, правила предписывали делать запасы на зиму, чтобы не голодать. – (Я навострила уши, ожидая услышать нечто интересное.) – Правила способны научить слепому повиновению, но они не дают настоящей защиты от превратностей мира. В один прекрасный день ты так сильно ударишься о правило, что сломаешь его, и тогда окажешься лицом к лицу с бедами и опасностями. Я в этом убедился, когда в тысяча семьсот семьдесят пятом году сбежал из Хедли, чтобы участвовать в первом бостонском сражении.
