Внутри Маркуса шевельнулось тревожное чувство.
– Спасибо за предупреждение, Том. И за все остальное, – поблагодарил он врача, открывая ворота.
Воротные петли никуда не годились. Створка едва держалась на столбе. Завтра же он займется починкой ворот.
Маркус прошел на задний двор, чтобы взглянуть на коров и пошарить в курятнике, захватив оттуда несколько снесенных яиц. Когда мать вернется из церкви, она пожарит яичницу с ломтиками бекона, а он дочиста оботрет сковородку хлебом… если, конечно, в доме есть хлеб. Желудок Маркуса заурчал, предвкушая скромный пир.
Со стороны односкатной пристройки донесся подозрительный шум. Пристройку отец соорудил еще давно, мечтая о процветающей ферме. По его замыслам, пристройка должна была превратиться в кладовую, но так и не превратилась, успев обветшать. Шум означал одно из двух: либо боров Келлогов опять пролез на кухню в поисках еды, либо там сейчас гремел Обадия и искал спиртное, которое мать прятала под карнизом. Кособокая дверь была приоткрыта, и Маркус ногой открыл ее пошире. Кто бы там ни хозяйничал: соседский боров или глава семьи, – внезапность появления давала Маркусу преимущество.
– Где ром? – сердито спросил отец.
Язык у него заплетался. Задав вопрос, он швырнул на пол еще один горшок.
– Все, что было, ты выпил. – Кэтрин говорила тихо, однако Маркус сразу уловил в материнском голосе дрожь и страх.
– Врешь! – заорал Обадия.
Мать вскрикнула от боли.
Маркус помчался к хозяйственным постройкам. В фуражном сарае он достал длинноствольную кремневую винтовку, порох и пули.
Ярдах в двухстах от двери кухни рос старый вяз. Маркус спрятался за его широким стволом и зарядил винтовку. Готовясь к армии, он уходил в лес и там упражнялся в стрельбе. Изучив свойства винтовки, Маркус убедился: заряжалась она медленно, зато била удивительно точно, даже на расстоянии.
– Отец! – крикнул Маркус, глядя в прицел винтовки, которую он навел на дверь. – Выходи!
Потянулись секунды тишины, затем послышался пьяный смех Обадии.
– Маркус? Где ты прячешься, паршивец?
Дверь распахнулась. Похоже, Обадия открыл ее ногой. Отец вышел, но не один. Он тащил за руку мать, а другой рукой сжимал плечо Пейшенс, заставляя дочь идти рядом.
– Мы думали, в этот раз ты исчез навсегда! – крикнул Маркус.
– А ты где ошивался? – Глаза Обадии искали и не могли найти сына. – Поди какую-нибудь мерзость задумал. Слышал про тебя, как ты прятался с Зебом Пруиттом в развалюхе Марша.
Всхлипывания Пейшенс превратились в плач.
– Пасть закрой! – пригрозил дочери Обадия.
– Обадия, бери всю еду, какую захочешь, и уходи. – У матери дрожал голос. – С меня довольно бед.
– Кэтрин, не смей мне указывать! – Забыв на время про Маркуса, Обадия подтащил жену ближе и прокричал ей в лицо: – Никогда!
– Отпусти маму! – Пейшенс бросилась к отцу, колотя его кулаками по спине и безуспешно пытаясь перетянуть внимание на себя.
Обадия зарычал. Повернувшись к дочери, он сильно встряхнул Пейшенс и толкнул на землю. Сестра Маркуса упала на подвернутую ногу и закричала от боли.
Маркус выстрелил.
Обадия успел увидеть вспышку и услышать звук выстрела. На его лице даже появилось изумление, но в этот момент пуля вошла ему между глаз. Обадия Макнил повалился на спину.
Бросив винтовку, Маркус побежал к матери и сестре. Пейшенс была без сознания. Мать дрожала как осиновый лист.
– Ма, ты как? – спросил Маркус, опускаясь на колени возле Пейшенс и принимаясь растирать сестре руки. – Пейшенс, очнись. Ты меня слышишь?
– Я… п-прекрасно, – заикаясь, ответила мать. Ее шатало. Она сняла забрызганный кровью чепец. – Твой отец…
Маркус не знал, прошла ли пуля навылет или застряла в отцовском черепе. В любом случае отец был мертв.
Пейшенс открыла глаза и наткнулась на невидящий взгляд Обадии. Ее рот округлился. Маркус вовремя прикрыл сестре рот, не дав закричать.
– Успокойся, Пейшенс, – сказала Кэтрин.
Под глазом матери разрастался синяк. Должно быть, Обадия ударил ее в пристройке, взбешенный отсутствием рома.
Пейшенс кивнула. Маркус убрал ладонь с ее рта.
– Ты убил па. Маркус, что нам теперь делать? – шепотом спросила сестра.
– Похороним его под вязом, – спокойно ответила Кэтрин.
Под тем самым вязом, из-за ствола которого Маркус произвел смертельный выстрел.
Спуская курок и убивая отца, Маркус в тот момент не думал о будущем. Ему хотелось, чтобы прекратились издевательства над матерью и сестрой.
– Да хранит нас Господь!
Возле угла дома стоял Зеб. Он взглянул на бездыханное тело Обадии, красные от слез глаза Пейшенс и ее порванное платье, потом на лицо Кэтрин со свежим синяком.
– Скройся в лесу, – сказал Маркусу Зеб. – Мы с Джошуа к тебе придем, когда стемнеет.
Почти до рассвета Зеб и Джошуа убеждали Маркуса в необходимости покинуть Хедли.
– Мне некуда идти, – тупо повторял Маркус, которым постепенно овладевал ужас от содеянного; волнами накатывались озноб, страх и беспокойство. – Здесь мой дом, – говорил он друзьям.
– Ты должен убраться из Хедли. Ты застрелил отца в воскресенье. Выстрел наверняка слышали. На охоту не спишешь. Сам знаешь: по воскресеньям никто не охотится. Потом станут вспоминать, что в городе видели вернувшегося Обадию.
Зеб был прав. Выстрел на ферме слышала не одна пара ушей. Многие горожане проходили мимо их дома, направляясь в церковь. Слухи о возвращении Обадии достигли даже Тома Бакленда.
– Если останешься, тебя арестуют. Возможно, еще и твою ма с Пейшенс обвинят в причастности, – сказал Джошуа.
– А если сбегу, это будет подтверждением моей вины и к ним не станут цепляться.
Маркус сжал голову в ладонях. Вчерашнее утро было таким солнечным и полным надежд. Воздух Хатфилда пах свободой. Теперь Маркусу грозила потеря не только свободы, но и жизни.
– Бери винтовку и отправляйся на юг, где стоит армия. Если уцелеешь, начнешь новую жизнь в другом месте, – сказал Джошуа. – Где-нибудь подальше от Хедли.
– Но кто позаботится о ма? О Пейшенс?
Зимы всегда были трудным временем, а при скудном урожае и продолжающейся войне понадобится куда больше усилий, чтобы выжить.
– Мы позаботимся, – сказал Зеб. – Это я тебе обещаю.
Маркус нехотя согласился с планом друзей. Джошуа смазал ему волосы гусиным жиром, после чего посыпал темной пудрой для париков.
– Если будут искать светловолосого парня, на тебя и внимания не обратят. Пудру вычешешь не раньше, чем доберешься до Олбани, – сказал Зеб. – И вот еще что. Твоих оспин никто не видел. Их у тебя совсем мало и только на одной щеке. Но власти все равно будут высматривать парня с гладким лицом.
