– Есть! – отрезала Мириам. – Пусть уж лучше узнает о последствиях неучтивого поведения здесь, чем на парижских улицах. Там сам факт ее выхода замуж за одного из де Клермонов заставит молодняк выстроиться в очередь, чтобы сделать ей какую-нибудь пакость.
– Маркус никогда мне не простит, если его невеста встанет передо мной на колени, – покачала головой Фрейя.
– Я не особо верю в современные методы воспитания детей. – В тихом голосе Мириам недвусмысленно звучало предупреждение. – Когда Маркус просил меня стать создательницей Фиби, он знал о моих взглядах. И ты тоже знала. Если мой метод воспитания детей создает тебе проблемы, я перевезу Фиби к себе в дом.
Фрейя вытянулась во весь рост и вскинула голову. Этот жест подтверждал, как мало Фиби знает о происхождении Фрейи, а ведь тетка Маркуса происходила из королевской семьи и убила троих младших братьев, чтобы они не унаследовали фамильные земли.
– Я обещала дорогому Маркусу, что не оставлю Фиби до тех пор, пока они не воссоединятся, – холодно произнесла Фрейя. – Должно быть, у него имелись веские основания просить меня о таких гарантиях.
Прежде чем в Восьмом округе Парижа вспыхнет война, Фиби осторожно поднялась, стараясь не давить на изящные резные подлокотники стула. Затем она медленно, насколько позволял ее вампирский возраст, подошла к Фрейе. Как бы Фиби ни старалась, медленно у нее не получилось. Через мгновение она уже стояла перед Фрейей, а затем грациозно опустилась на колени.
Впрочем, грациозным было только начало. Фиби скорее грохнулась, чем опустилась на пол, проделав коленями две неглубокие вмятины в паркете.
Ей еще работать и работать над своими движениями.
Фрейя была в коротком, до колен, полотняном платье бирюзового цвета. На лице слегка проступали веснушки – следы солнца, пока Фрейя ухаживала в саду за своими любимыми розами. Возможно, на Фиби подействовала безупречная форма коленей, их изящество в сочетании с несомненной силой. Такие колени никогда не преклонятся ни перед кем… Словом, у Фиби произошел непонятный сдвиг сознания.
– Фрейя, я прошу прощения, – вполне покаянным тоном начала Фиби. – Я прошу прощения за то, что меня против воли держат пленницей в твоем доме. Я прошу прощения за то, что Маркус не послал де Клермонов подальше и мы не смогли сделать это по-своему.
Мириам зарычала.
Фрейя смотрела на Фиби со смешанным чувством изумления и восхищения.
– Я прошу прощения за то, что не хочу пить отвратительную мешанину из холодной крови, которой ты так старательно меня потчевала, чтобы узнать, чья кровь мне нравится больше: кошачья или собачья, крысиная или мышиная, кровь белых женщин или азиатских мужчин. Я глубоко сожалею, что опозорила мою уважаемую создательницу, которой обязана всем, – продолжала Фиби. – Я недостойна носить в себе ее кровь, но ее кровь уже во мне.
– Довольно! – буркнула Мириам.
Но Фиби не закончила своей пародии на это извинение по принуждению. Подскочив к столу, она с неимоверной скоростью принялась опрокидывать в себя содержимое сосудов.
– Отвратительно! – заявила Фиби, превращая в стеклянную пыль тонкостенный бокал и тут же беря другой. – Забавно, – прокомментировала она, отламывая серебряную ножку у кубка… – Фу, какая гниль! Воняет смертью. – Она выплюнула кровь обратно в стопку, на которой красовалось предупреждение: «ИЗ ПЛОХИХ РЕШЕНИЙ ПОЛУЧАЮТСЯ ОТЛИЧНЫЕ ИСТОРИИ»… – Эта вроде бы ничего, но я бы предпочла свеженькую кошачью. – Фиби перевернула пустой бокал, и на столе образовался липкий круг.
Фиби двигалась вдоль стола, глотала кровь и, не глядя, швыряла сосуды, подбираясь к самому последнему – серебряной чашке для джулепа. Фиби вытерла рот тыльной стороной руки, покрытой капельками крови. Рука у нее тряслась.
– Я бы это выпила. – Фиби указала на небольшую чашечку цилиндрической формы, кромка которой была украшена орнаментом. Если она не ошибалась, вещицу делал ювелир из Кентукки примерно в 1850 году. – Но только если рядом не окажется кошки.
– По-моему, прогресс, – весело сказала Фрейя, созерцая погром на обеденном столе.
Тихий вздох свидетельствовал о появлении Франсуазы, которой теперь предстояло убирать весь беспорядок, учиненный Фиби.
Однако внимание Фиби было приковано к мрачному лицу Мириам; его выражение предвещало наказание, которое и последовало. Мгновенно, без отсрочек, как нередко бывает у людей.
Мириам отправила Фиби, словно Золушку, помогать Франсуазе. Чтобы собрать и вынести осколки, Фиби понадобилось совершить несколько походов вниз и вверх. Спасибо ее новой сердечно-сосудистой системе, не говоря уже о вампирской скорости.
Стол был очищен от следов крови и тщательно вытерт; пол отдраен ручной щеткой. Затем из коленей и лодыжек Фиби извлекли застрявшие кусочки стекла. Когда со всем этим было покончено, Франсуаза повела ее на кухню мыть уцелевшую посуду. Всё бьющееся Франсуаза мыла сама, оставив Фиби металлические сосуды.
– А что тебя держит у Фрейи? – спросила Фиби, которой вдруг стало любопытно.
– Я здесь работаю. Работа нужна всем. Вампиры – не исключение. Без работы перестаешь себя уважать.
Ответ Франсуазы был, как всегда, краток, однако Фиби спрашивала совсем не о том.
Она решила зайти с другого конца:
– Неужели тебе не хотелось заняться чем-нибудь другим?
Домашнее хозяйство казалось Фиби весьма ограниченной сферой деятельности. Ей нравилось ходить в офис и постоянно быть в курсе всех событий на рынке произведений искусства. Еще больше Фиби нравилось установление подлинности произведений, об истинной стоимости которых не догадывались или успели забыть.
– Нет, – ответила Франсуаза.
Она сложила посудное полотенце втрое и повесила на рейлинг для полотенец, затем подошла к корзине, полной выстиранного белья, и включила утюг.
– Почему бы тебе не работать на себя?
Наверное, вся эта работа по дому как-то вознаграждалась, но Фиби не понимала преимуществ жизни, проводимой в услужении другим.
– Я сама выбрала себе такую жизнь. Это хорошая жизнь. Мне достойно платят, меня уважают. Я чувствую себя защищенной, – ответила Франсуаза.
Фиби нахмурилась. Франсуаза была вампиршей с крепкими и сильными руками. Вряд ли она нуждалась в защите.
– Но ты могла бы учиться. Поступить в университет. Изучать то, что тебя интересует. И делать то, что тебе по-настоящему нравится.
Фиби попыталась сложить свое мокрое полотенце так же, как Франсуаза, но аккуратно не получилось. Решив, что ему все равно, в каком виде сохнуть, Фиби закинула полотенце на рейлинг.
Франсуаза молча сдернула его, развернула, затем сложила втрое и снова повесила. Теперь оба полотенца выглядели одинаковыми, создавая ощущение идеального порядка. Фиби вспомнились иллюстрации из женских журналов, которые выписывала ее мать. От них веяло уютом и легким укором.
