Непостижимым образом брат Эндрю догадался, что Маркус не тот, за кого себя выдает.
– Я откликаюсь на имя Док, – сказал Маркус, подойдя к двери. – Мазь на столе. Прежде чем намазывать тебе спину, попроси сестру Магдалену прогреть руки. Мазать два или три раза в день. Это уменьшит судороги и ослабит напряжение в груди.
– Когда-то моя жена откликалась на имя Беула. А прежде у нее было другое имя, данное родителями. – Брат Эндрю отрешенно смотрел в пространство и, казалось, совсем забыл о присутствии Маркуса. – Помню, после женитьбы я попросил ее назвать то имя, но она забыла его. Для нее важным было только имя, взятое ею после освобождения.
Маркус подумал обо всех именах, какие были у него в этой жизни. Маркус, Гален, Чонси, Макнил, Док, а также парень и когда-то – сын. Если он женится и жена спросит его настоящее имя, какое он ей назовет?
На следующий день Бетлехем отчасти вернулся к привычной жизни. Все члены конгресса уехали, и в «Сан инн» открыли окна, проветривая комнаты. Все повозки, кроме одной, покинули город вместе с большинством солдат охраны и маркитантами. Однако Герти решила остаться в Бетлехеме. Маркус видел ее возле пекарни, где она, не закрывая рта, щебетала на родном языке. Часть братьев отправилась в поля к югу от города. Они ставили новые столбы изгородей взамен тех, что сгорели в солдатских кострах, и убирали конский навоз на потоптанных гречишных полях.
На der Platz несколько мужчин поднимали с поломанной повозки тяжеленный колокол, некогда принадлежавший зданию законодательного собрания. Спицы, которые минувшим вечером изготовили брат Эндрю и шевалье де Клермон, пошли не на одно новое колесо, а для всех колес новой повозки. Как братья ухитрились сделать ее за столь короткий срок, оставалось загадкой. Новая повозка стояла рядом со старой, ожидая погрузки.
Люди кряхтели от натуги, поднимая тяжелый груз. И только один человек, казалось, не ощущал тяжести колокола – шевалье де Клермон. Его руки ни разу не дрогнули и не опустились, а с губ не сорвалось ни единого звука.
Но в работе на городской площади участвовали не только мужчины. Им помогали несколько сестер. Женщины поправляли веревки и подкладывали камни под колеса повозки, чтобы удержать ее на месте. Поодаль остановилась стайка детей из местного хора. Учитель рассказывал им о том, какие законы физики и математики применяются для перемещения колокола с одной повозки на другую.
Здесь же был и брат Эндрю. Он внимательно следил, как колокол надежно закрепляют на новой повозке. Наконец все необходимое было сделано. Из-под колес убрали камни, и повозка медленно двинулась вниз по склону к реке. Братья и сестры, не сговариваясь, зааплодировали. Маркус присоединился к ним.
– Почему бы и тебе, Liebling
[16], не остаться здесь и не поучиться немецкому языку? – спросила Герти и улыбнулась Маркусу, показывая просветы на месте исчезнувших передних зубов. – Пожил бы пока с одинокими братьями. Думаю, тебе понравилась бы такая жизнь. А потом, глядишь, посватался бы к сестре Лизель и у тебя появилась бы своя семья.
На мгновение Маркус задумался о том, как потечет его жизнь, если он уйдет из армии, останется в Бетлехеме, будет работать в лаборатории брата Экхарта, проводить больше времени с Джоном Эттвайном и читать книги в Gemeinhaus
[17].
– Для вступления в общину нужно рассказать историю своей жизни и то, как ты пришел к Богу, – сказал шевалье де Клермон.
Он стоял в нескольких футах и слышал каждое слово. Казалось, француза пугала такая перспектива, словно де Клермон знал настоящее имя Маркуса и обстоятельства, заставившие Дока покинуть Хедли.
– А-а! – отмахнулась Герти. – Док что-нибудь сочинит. Что-нибудь, полное грехов; такое, что удовлетворит даже Brüdergemeine
[18]. Я тебе помогу, Док. Расскажу кое-что из своей жизни. – Герти сладострастно ему подмигнула и неторопливо удалилась.
– Нет, Док. Лучше оставайся с доктором Отто и армией, – посоветовал де Клермон. – Это более подходящая семья.
«До поры до времени», – подумал Маркус.
Часть II
Время расставания
Мужское и женское имеют природные отличия, добро и зло – отличия божественного свойства. Но каким образом в мире появился некий народ, стоящий настолько выше остальных народов и так сильно от них отличающийся, что впору говорить о новом виде людей… этот вопрос требует тщательного рассмотрения, равно как и то, принесет ли его появление счастье или беды остальному человечеству.
Томас Пейн
Глава 18
День пятнадцатый
28 мая
Проснувшись утром своего пятнадцатого дня в качестве вампира, Фиби обнаружила, что мир почему-то стал чувственнее по сравнению даже со вчерашним днем. Прикосновение шелка к коже было настолько возбуждающим и провоцирующим, что она предпочла полную наготу. Фиби с излишней поспешностью сбросила ночную сорочку, порвав лямки и швы.
Это было ее ошибкой.
Движение воздуха, ласкающее голую шею, напомнило ей о Маркусе. Прохладная ткань простыней перенесла ее в его постель. Однако мягкая подушка, в которую Фиби уткнулась щекой, не шла ни в какое сравнение со знакомым телом.
Решив охладить горячие мысли, Фиби приняла душ, но это лишь усилило пульсацию между ног. Она погрузила туда скользкие от мыла пальцы, пытаясь ослабить давление, но разум оставался возбужденным, и прикосновения ничего не дали. Раздосадованная и неудовлетворенная, Фиби схватила кусок мыла и бросила в облицованную плиткой стену.
Вчерашний день был невероятно длинным.
За несколько минут до полуночи Франсуаза принесла ей поднос с кофе, темным шоколадом и красным вином – то, что, кроме крови, принимал организм Фиби на нынешней стадии развития.
– Вскоре тебе придется кормиться, – сказала Франсуаза, медленно погружая сетчатый фильтр френч-пресса в стеклянную колбу. – И уже не кошачьей кровью.
Фиби внимательно следила за скольжением металла по стеклянным стенкам. И вдруг это отчетливо напомнило ей Маркуса. По телу пробежала судорога желания. Разум захлестнули воспоминания.
Она в своей лондонской квартире в Спиталфилдсе. Тогда у них с Маркусом впервые произошла близость. Он был невероятно нежен, безотрывно смотрел на нее и входил в нее очень медленно. Очень. Первый раз у них это произошло не в постели. И второй тоже.
Фиби закрыла глаза, но божественный запах кофе навеял ей другое воспоминание.
Теплое, томное утро в новоорлеанском доме Маркуса на Колизеум-стрит. Аромат цикория и кофейных зерен придавал пронизанному солнцем воздуху темную горьковатую ноту. Рэнсом ушел, щедро попотчевав их рассказами о вчерашнем вечере в клубе «Домино». Маркус все еще смеялся, попивая горячий кофе. Его пальцы, невзирая на теплый воздух, оставались прохладными. Один цеплялся за пояс пижамных штанов, которые Фиби нашла, роясь в ящиках комода. Штаны были слегка порваны. Чтобы не наступить на них и не споткнуться, Фиби пришлось подвернуть штанины. Маркус добавил второй палец и начал плавными круговыми движениями поглаживать ей поясницу, одновременно целуя ее во влажную шею. Эти ласки и поцелуи обещали послеполуденные удовольствия.
