– Нас с тобой даже толком не познакомили. – Он протянул Маркусу руку. – Меня зовут Эрик, но большинство зовет меня просто Галлоглас.
– Маркус Макнил. – Как и в прошлый раз, он взял руку Галлогласа, но теперь этот жест казался знакомым и уместным. – Многие звали меня Доком.
– Значит, Маркус? Римское имя. Деду понравится.
В уголках глаз шотландца не исчезали морщинки, отчего казалось, что он вот-вот расхохочется.
– Шевалье де Клермон не говорил, что у него есть отец, – сказал Маркус, отважившись показать свое невежество.
– Шевалье де Клермон? – Галлоглас запрокинул голову, и она задрожала от смеха. – Косточки Христовы, парень! Да он твой создатель! Понимаю твое нежелание звать его папой. Отцовских чувств у Мэтью, как пушистой шерсти у дикобраза. Но ты хотя бы зови его по имени.
Маркус задумался, но у него язык не поворачивался называть этого сурового загадочного француза иначе, чем шевалье де Клермон.
– Не торопись. – Галлоглас похлопал Маркуса по плечу. – Нам плыть не одну неделю. Ты еще успеешь рассказать про своего отца-покойника. А когда мы подойдем к французскому берегу, ты наградишь его более цветастыми эпитетами, чем я слышал от Мэтью. И более точными.
Похоже, Маркус напрасно боялся. Плавание обещало быть не таким уж скучным. Во внутреннем кармане куртки лежал памфлет Пейна. Вот так, деля время между чтением «Здравого смысла» и разговорами с Галлогласом, он проведет долгие дни плавания, а заодно постарается понять, из чего состоит жизнь вампира.
– Я видел… чувствовал часть истории жизни шевалье. – Маркус не знал, вправе ли он говорить о подобных вещах с Галлогласом.
– Легенды крови – штука коварная. И заменить собой настоящую историю жизни никак не могут.
Галлоглас зашмыгал носом, смахнув лишнюю влагу перчаткой. Крепчающий ветер не лучшим образом действовал на его нос, и оттуда капало.
Маркус услышал еще одно новое слово, такое же незнакомое, как «варг» и «создатель». В Маркусе проснулось любопытство.
– Легенды крови – это знания, записанные в крови и костях каждого существа. Будучи варгами, мы просто жаждем знаний, – пояснил Галлоглас.
Маркус испытывал жажду познания, столь же сильную, как потребность охотиться, пить кровь и устраивать стычки. Оказывается, его врожденная любознательность, которую Обадия называл проклятием, была вовсе не проклятием, а нормальным свойством характера.
– Разве Мэтью, прежде чем сделать тебя варгом, не рассказал, как в действительности устроен мир и кем ты станешь? – озабоченно спросил Галлоглас.
– Быть может, и рассказывал. Полной уверенности у меня нет, – признался Маркус. – Я тогда метался в лихорадке, умирая от тифа. Я мало что помню из его рассказов. Помню только, как шевалье говорил, что я смогу поступить в университет и изучать медицину. – (Галлоглас выругался.) – У меня есть кое-какие вопросы, – осторожно сказал Маркус.
– Еще бы их у тебя не было, парень. Задавай свои вопросы, – предложил Галлоглас.
– Кто такой варг? – спросил Маркус, понизив голос, чтобы не слышали матросы.
Галлоглас закрыл лицо руками и застонал:
– Давай начнем с самого начала. – Он встал – его скупые, ладные движения свидетельствовали о годах, проведенных в море, – и протянул руку, помогая встать Маркусу. – У тебя впереди долгое плавание, юный Маркус. Когда мы подойдем к берегам Франции, ты поймешь и кто такой варг, и во что ты вляпался, став одним из них.
Едва «Аретуза» вышла в открытое море, Галлоглас приказал спустить все флаги, кроме одного – черного флага с серебристой змеей, кусающей собственный хвост. Видя этот флаг, большинство кораблей старалось держаться на почтительном расстоянии.
– Семейный герб. – Галлоглас махнул рукой вверх, где в вышине ветер трепал черное полотнище. – Дед свирепее любого пирата. С ним даже Черная Борода
[20] предпочитал не связываться.
За время плавания Маркус узнал от Галлогласа, чтó значит быть варгом. Только теперь ему стало понятно многое, над чем он ломал голову после Йорктауна. Наконец-то Маркус понял природу не только варгов, но и ведьм, демонов и людей. Он не сомневался, что целительница, встретившаяся ему на Гарвардском дворе, была ведьмой. И Джон Рассел, когда-то назвавшийся Коулом, был варгом. А вот демоны ему не встречались, хотя Вандерслис вполне тянул на демона.
Маркус получил от Галлогласа и другие, еще более впечатляющие сведения. Он узнал, чтó такое быть одним из де Клермонов. Как ни странно, превратиться в кровососущее, почти бессмертное, вспыльчивое двуногое существо было легче. А вот чтобы стать де Клермоном, нужно было познакомиться с особенностями множества еще более вспыльчивых варгов и соответствовать правилам, список которых растянулся чуть ли не на милю. Судя по рассказам Галлогласа об этом семействе и царящих там традициях, де Клермоны вряд ли читали «Здравый смысл». Ничто даже не намекало на их приверженность идеалам личной и общественной свободы, о чем писал Пейн. Маркус лежал на корабельной койке, читая и перечитывая потрепанные страницы своего драгоценного памфлета. Интересно, как его новая семья отнесется к утверждению Пейна, что добродетель не передается по наследству?
Плавание длилось больше месяца, отчасти из-за установленной англичанами блокады, а отчасти из-за суровых ветров, дувших не в том направлении, и морских бурь. Наконец «Аретуза» пришла во французский порт Бордо. Галлоглас утверждал, что они доплыли очень быстро, объясняя это собственным бесстрашием, виртуозным знанием течений и действием черного флага де Клермонов. Как он и обещал, флаг этот отпугивал всех каперов и капитанов блокадных судов в Атлантике.
Пока корабль шел вдоль побережья Жиронды, Маркус смотрел на французские пейзажи со смешанным чувством облегчения и настороженности. Что-то ждет его на долгожданной суше? Какой будет встреча с этим миром?
Живя в Хедли, Маркус знал лишь местность в окрестностях реки Коннектикут. От филадельфийских Ассоциаторов, собравшихся из разных уголков, он узнал, как выглядит мир за пределами колоний, но собственного опыта у него не было. Воздух во Франции пах по-иному. Иными были и звуки, долетавшие с берега. Здешние поля стояли голыми, если не считать рядов виноградников, где деревянные подпорки поддерживали лозу. Из винограда делали вино, которым варги утоляли жажду, когда им было негде напиться крови. В Портсмуте, когда они отплывали, деревья зеленели яркой листвой, а во Франции в середине декабря стояли голыми.
Маркус успел привыкнуть к ограниченному пространству каюты и воде за бортом. Его общение замыкалось на Галлогласе и нескольких матросах. Бордо оказался таким же шумным портом, как и Филадельфия, полным разномастных и разноязыких людей, включая женщин. Когда «Аретуза» встала на якорь и были заполнены все бумаги, позволявшие разгрузку, Галлоглас повел Маркуса по сходням на берег. Рука двоюродного брата крепко держала его за локоть. И все равно обилие теплокровных, яркие краски и сильные запахи гавани вызвали у Маркуса головокружение и легкое замешательство.
