– Успокойся, – шепотом посоветовал ему Галлоглас. – Остановись. Осмотрись. Вспомни все, о чем я тебе говорил. Куда бы ни звал тебя твой нос, не подражай прыщавому юнцу, готовому увязаться за каждой смазливой девчонкой.
Маркус покачивался на нетвердых ногах. Казалось, земля под ними движется. Вместе с ней скользил и его полный желудок. Стефан, толстенький кок «Аретузы», утром накормил его, пока корабль стоял вне гавани, ожидая таможенной проверки груза. Теплокровных кок угощал галетами и грогом, а варгов – кровью из своих вен.
– À bientôt! – весело попрощался Стефан.
Он помогал выгружать последние плетеные корзины с сердито квохчущими курами.
– До следующего плавания, Стефан, – ответил Галлоглас, подавая коку туго набитый мешочек, где приятно позвякивали монеты. – Это за твои хлопоты.
– Non, – возразил Стефан, хотя уже оценивал содержимое мешочка и прикидывал, на что потратит деньги. – Милорд, мне заплатили еще в Портсмуте, до выхода в море.
– Считай это дополнительным вознаграждением за заботу о молодом месье Маркусе, – сказал Галлоглас.
Маркус разинул рот. Он и представить не мог, что стоит таких больших денег.
– Месье Маркус вел себя как настоящий джентльмен. Мне было приятно ему услужить. – Стефан низко поклонился, качнув клетку, отчего куры сбились в кучу и недовольно закудахтали.
В ответ Маркус тоже поклонился. У кока округлились глаза. Будь Стефан курицей, наверное, и он бы закудахтал. Галлоглас быстро вернул Маркуса в вертикальное положение и повел по причалу.
– Запомни, Маркус: слугам не кланяются, – прошептал Галлоглас. – Ты теперь принадлежишь к семье де Клермон. Неужели ты хочешь, чтобы сплетники заметили твое странное поведение?
Будучи варгом, который пил кровь живых существ, практически не спал и мог голыми руками разнести в щепки бизань-мачту, Маркус не сомневался, что этот поклон слуге ускользнет от внимания теплокровных.
– Думаю, эту странность можно будет списать на твое американское происхождение, – вслух рассуждал Галлоглас, поглядывая на местных жителей.
Их было легко отличить по красным, белым и синим лентам на одежде. Французы смотрелись гораздо патриотичнее большинства граждан Филадельфии.
– Господи Иисусе и его пресвятая мамаша! А это еще кто? – К ним сквозь толпу пробился невысокий смуглый и сильно косоглазый варг, ведя за собой двух норовистых лошадей.
То, что он варг, Маркус узнал по запаху, который был куда приглушеннее и преснее запахов теплокровных. Легкая кривоногость свидетельствовала, что незнакомец провел немало времени в седле.
– Последнее творение Мэтью, – сказал Галлоглас. – Маркус, познакомься с Дэви Гамом. Мы зовем его Хэнкоком.
– Рад с вами познакомиться, сэр.
Маркус поклонился, а Дэви выпучил глаза.
– Он американец, – словно извиняясь, пояснил Галлоглас.
– Вы, американцы, задали нам бед. Да и денег на вас пошло немерено, – сердито сверкнул глазами на Маркуса Дэви. – Не заставляй нас думать, что Мэтью дал промашку.
Не зная, как отвечать на подобные слова, Маркус промолчал, приняв внимательную позу, которую довел до совершенства, работая с доктором Отто.
– Сколько ему? – спросил Дэви у Галлогласа, глазевшего на прохожих.
– Bonjour! – крикнул Галлоглас одной весьма привлекательной молодой женщине, что-то покупавшей у мелочного торговца, которыми кишела гавань.
К корсажу женщины была прикреплена красно-бело-синяя розетка.
– Где-то пятьдесят с хвостиком, – ответил он на вопрос Дэви. – Думаю, не больше. Точных сведений Мэтью мне не дал.
– Чертовы лягушатники! – Дэви даже плюнул. – Ведут милые разговоры за кофе, красуются в своих мундирах, а доверять им нельзя. Даже Мэтью.
– К твоему сведению, Галлоглас, мне всего двадцать четыре года. Я родился в тысяча семьсот пятьдесят седьмом году, – сообщил Маркус.
У женщины, которую приветствовал Галлоглас, была белая, пышная, веснушчатая грудь, выпирающая из платья. Чресла Маркуса заболели от желания.
– Галлоглас говорит про дни, а не годы. И нечего возражать старшим, – сказал Дэви, сдавливая Маркусу подбородок.
В прежней жизни пальцы Хэнкока сломали бы ему челюсть, но сейчас лишь вызвали неприятные ощущения.
– В любом случае это ничего не меняет. Толку от тебя, как от пердежа в банке с вареньем.
– Отвали! – огрызнулся Маркус, показав Дэви неприличный жест.
Таким жестам, как и многоязычным ругательствам, он научился у Фараджа – рулевого «Аретузы». Теперь, помимо английского, Маркус умел ругаться на голландском, французском, немецком и даже на арабском.
– Я так понимаю, нам придется везти его в Париж. – Дэви оглушительно свистнул. – Значит, нужны не верховые лошади, а карета. С таким младенцем верхом не попутешествуешь. Дополнительные напрасные расходы.
– Сам знаю. – Галлоглас сочувственно похлопал Дэви по плечу. – Я пытался войти в гавань Сен-Мало, но не смог из-за штормов.
– Черт бы побрал этого Мэтью с его безумными идеями! – Дэви гневно поднял палец. – Честное слово, Эрик, когда-нибудь я задушу его.
– Я буду держать, пока ты душишь, – сказал Маркус, все еще переваривавший рассказы Галлогласа, касавшиеся его новой жизни. – Деспотичный придурок.
Дэви и Галлоглас изумленно посмотрели на Маркуса, потом Дэви засмеялся. Смех у него был странный, словно жизнь давно не преподносила ему ничего смешного и он разучился смеяться.
– Еще и шестидесяти дней не прожил, а уже зол на своего создателя, – произнес Дэви, сопя и откашливаясь.
– Я так и думал! – с восторгом произнес Галлоглас. – У парня отличные задатки.
Маркус впервые путешествовал в карете. До сих пор он ездил только на телегах и в крытых повозках. Карета ему не понравилась. По большей части ему удавалось выскочить из кареты раньше, чем его начинало тошнить. Хэнкок, которому надоели частые остановки, нашел более удобный способ: открывал окошко и заставлял Маркуса высовывать голову. Теперь его выворачивало на ходу.
От дорожной пыли и грязи у него слезились глаза. Сжимая зубы, чтобы не выпустить наружу очередную порцию желчи, так как к этому времени его кишки освободились от выпитой крови и вина, Маркус напрягал слух, стремясь услышать разговор внутри кареты, пока ветер не унесет слова.
– Деда удар хватит, – говорил Галлоглас.
– Мэтью же было настрого запрещено…
Дальнейших слов Хэнкока Маркус не расслышал.
– Дождись, когда об этом узнает Болдуин.
Казалось, такая перспектива одновременно пугала и забавляла Галлогласа.
– …начнется еще одна паршивая война.
– По крайней мере, бабуля постарается…
