– Позволь мне. – Маркус забрал у меня бутылку.
Я не возражала и тут же взялась выкладывать желтые томаты черри на блюдо с другими овощами. Замысел и оформление принадлежали Агате. Такой шедевр вполне можно подавать на свадебном обеде в «Рице». Овощную мозаику по краям окружали завитки капусты нескольких сортов и листья шелковицы. Все это создавало живописный фон для нарезанных кружочков моркови, ярко-желтых помидоров, полосок сладкого перца, розочек из редиски и огуречных ломтиков. В самом центре высился корень сельдерея, зеленые стебли которого напоминали дерево.
– Как там Джек? – спросила я.
– Жмется к Мэтью. – Ловким движением Маркус извлек пробку.
– А Ребекка? – Фернандо задал вопрос непринужденным тоном, но острый взгляд выдавал его настороженность.
– Сидит у Болдуина на коленях и вполне довольна, – ответил Маркус, изумленно качая головой. – Болдуин с нее пылинки сдувает.
– Аполлон по-прежнему заперт в садовом сарае?
Я намеревалась рассказать Болдуину о фамильяре Филиппа, но не раньше, чем улучу подходящий момент.
– Пока да. – Маркус быстро перелил вино в графин. – Марта, наверное, стоило бы подать на столы и кровь. Оленью или человеческую, если у тебя есть запас. На всякий случай.
На этой радостной ноте Маркус вернулся в сад. Марта направилась следом, неся блюдо с овощами.
– Наверное, Мэтью прав, – вздохнула я. – Семейное празднование дней рождения не лучшая затея.
– Вампирам вообще не свойственно праздновать дни рождения, – заметил Фернандо.
– Но не все же в этой семье вампиры, – досадливо и с некоторым раздражением напомнила я. – Прости, Фернандо. События последних дней были…
– Будоражащими? – улыбнулся Фернандо. – А когда у де Клермонов они бывали иными?
Мы достойно продержались во время закусок, говоря о разных пустяках. Когда же начался собственно обед, наша общность затрещала по швам. И началось, конечно же, с новостей о Фиби.
– Тридцать дней – слишком ранний срок, чтобы вечером болтаться по Парижу, – недовольным тоном заявил Болдуин. – Вот Фиби и влетела с разбегу. Небрежность Мириам меня ничуть не удивляет. Но Фрейя должна была предвидеть.
– Не вижу ничего тревожного в случившемся, – сказала Изабо, каждое слово которой было острым, как кинжал.
– В прошлом дети Мириам попадали в жуткие ситуации. Изабо, ты помнишь, кого себе в пару взяла Лалла и чем это закончилось? Выбор был никудышным, – поморщился Болдуин. – А Мириам даже не попыталась вмешаться.
– Мириам предостерегала Лаллу, но та не послушалась мать, – сказал Фернандо. – Не все дети трепещут перед своими создателями, как ты, Болдуин.
– И если ты старше праха земного, это не значит, что тебе известно все на свете, – заявил Джек, покачивая бокал с остатками крепкой смеси крови и красного вина.
– Что ты сейчас сказал, щенок? – прищурился Болдуин.
– Ты прекрасно слышал… дядя, – пробормотал Джек.
Последнее слово, произнесенное с задержкой, указывало на определенную дань уважения.
– А я уверена, Мириам тщательно продумала вечернюю прогулку Фиби и сочла, что девочке это пойдет на пользу, – сказала я, желая уберечь торжество от очередной семейной бури.
Сара, сидевшая рядом с Джеком, взяла его за руку. Болдуин, конечно же, это заметил. Мой деверь противился желанию Мэтью создать самостоятельное, официально признанное ответвление семьи, куда входили бы не только ведьмы, но и вампиры, страдающие бешенством крови. Помнится, я пообещала ему сделать все, что в моих силах, чтобы никто во внешнем мире не узнал о компрометирующих особенностях семьи де Клермон. Я даже обещала, если понадобится, наложить на Джека заклинание.
Джек потянулся к графину и налил себе еще одну щедрую порцию крови. Питье крови помогало ему, как и Мэтью, притушить симптомы болезни и уравновесить состояние.
– Джек, ты сегодня что-то сильно налегаешь на кровь, – язвительно заметил Болдуин, задев этим не только Джека, но и Маркуса.
Маркус откинулся на спинку стула, устремив глаза к небесам. Джек переусердствовал: бокал наполнился до краев, и часть крови выплеснулась наружу. Филипп учуял дразнящий запах крови и потянулся ручонками к Джеку.
– Сок, – произнес Филипп, шевеля пальчиками. – Пожааалуйста.
– А попробуй лучше вот это. – Я взяла слабопрожаренный бифштекс, нарезала маленькими кусочками и положила на салфетку перед сыном, надеясь его отвлечь.
– Хочу сок, – нахмурился Филипп, отталкивая мясо.
– Сочный сок, – заявила сидевшая рядом с Болдуином Бекка, барабаня ногой по своему детскому стулу.
В мире Бекки существовало два волшебных эликсира: сок (молоко, смешанное с кровью) и сочный сок (кровь, смешанная с водой). Второе нравилось ей больше.
– Дорогая, тебя мало кормят? – спросил Болдуин.
Бекка нахмурилась. Сама мысль о том, что в мире достаточно пищи для удовлетворения ее аппетита, казалась нашей дочери нелепой.
Болдуин засмеялся. Смех был сочным, теплым и совершенно для меня незнакомым. За без малого три года общения с ним я лишь слышала, как Болдуин усмехается. В лучшем случае посмеивается. Мне казалось, он вообще не умеет смеяться.
– Завтра я поймаю тебе голубя в силок, – пообещал он племяннице. – Мы с тобой оба полакомимся его кровью. Я даже позволю тебе вначале поиграть с ним. Хочешь поохотиться вместе со мной?
Мэтью слегка оторопел от перспективы совместной охоты Болдуина и Бекки.
– А пока, дорогая, выпей-ка это. – Болдуин поднес к губам Бекки свой бокал со смесью крови и вина.
– Там слишком много вина, – возразила я. – Это плохо скажется…
– Чепуха! – отмел мои возражения Болдуин. – Я рос, получая вино на завтрак, обед и ужин. И это было прежде, чем Филипп стал моим создателем. Вино малышке не повредит.
– Послушай, Болдуин, – голос Мэтью прорезал напряженную тишину, – Диана не хочет, чтобы Бекка пила эту смесь.
Болдуин пожал плечами и поставил бокал на стол.
– Я сделаю Бекке другую смесь – из молока и крови – и напою перед тем, как уложить спать, – сказала я.
– Тошнотворная смесь, – поморщился Болдуин.
– Тебе-то что? – взмахнул руками Маркус, не выдержав колкостей Болдуина. – Вечно ты во все вмешиваешься. Совсем как Филипп.
– Успокойтесь оба! – Изабо занимала незавидное место, оказавшись между двумя враждующими вампирами.
Я заранее предупреждала свекровь, с кем ей придется соседствовать, но посадить между Маркусом и Болдуином я могла только ее. В этом протокол и благоразумие совпадали.
– Идядя! – что есть мочи завопил Филипп-младший, чувствуя, что о нем забыли.
– Филипп, чтобы привлечь мое внимание, не надо так оглушительно кричать, – хмуро ответил малышу Болдуин. К племяннику он применял иные мерки, нежели к племяннице, которой было позволено шуметь и орать почти весь день. – Завтра я и тебе поймаю голубя. Или, сестра, охота у тебя под запретом наравне с вином?
