Но вскоре его удовольствие померкло, потому как наряду с приданым он сделался обладателем недовольной жены. Гордая стерва отказывалась выходить за него замуж, ее к этому принудил король. Вильгельма подобное нежелание взбесило, ведь он происходил из старой и уважаемой пуатусской семьи, был командиром флота Ричарда в войне против сарацин. Он обнаружил, что для женщины Хавиза возмутительно откровенна, упряма и безрассудна. Даже вынудив его задать ей заслуженную трепку, она оставалась непокорной. Кровь капала у нее из носа и рта, но Хавиза вызывающе посмотрела на него и предупредила, что если он когда-нибудь ударит ее снова, то поплатится за это жизнью. Разумеется, де Форс рассмеялся, указав, что слабая женщина не может тягаться с сильным мужчиной. Но Хавиза холодно улыбнулась ему, сказав, что у жены есть куча способов избавиться от нежеланного мужа: он может заболеть, съев что-то за обедом, его могут подстеречь разбойники, когда в темную ночь он будет выходить из таверны, или свалиться с лошади, когда подпруга внезапно лопнет. Хотя в ответ он снова презрительно рассмеялся, но был действительно потрясен и больше не бил графиню. В ее пользу говорило хотя бы то, что она смогла выполнить главную обязанность жены и дать ему сына. Но не отстали от нее и Изабелла де Клари и Дениза де Деоль, а де Форс был уверен, что они к тому же еще и правильные жены: послушные и почтительные.
Обиженно глядя на Маршала, который лишил его удачи – ведь вместо Хавизы ему могла достаться Изабелла де Клари, он, хохотнув, сказал:
– Де Шовиньи пусть проводит скучное Рождество у семейного очага, а я предпочитаю рождественский двор короля в Руане. Благодарение Господу, жен туда, слава Богу, вряд ли пригласят.
Де Форс сразу понял, что зашел слишком далеко, поскольку все недружелюбно воззрились на него: Уилл Маршал, Лоншан, этот ханжа епископ Линкольнский, сварливый королевский клерк мастер Фульк, ничтожные рыцаришки, бывшие с Ричардом в Германии и теперь беззастенчиво извлекающие из этого выгоду: валлийский щенок, Варин Фиц-Джеральд и Гийен де л'Этанг. Даже граф Честерский посмотрел на него неодобрительно, а все знали, что Честер за много лет не обменялся со своей бретонской мегерой ни единым ласковым словом. И все же он понимал, что король может не так понять его комментарий, поскольку вряд ли согласится с ним по части постылых жен. Посмеет ли кто-нибудь из этих лизоблюдов донести государю? Обуреваемый этой неприятной мыслью, де Форс даже подпрыгнул, когда в распахнувшуюся дверь вместе с холодным вихрем ворвался король.
Пригласив присутствующих вернуться к столу, Ричард рухнул в кресло, переводя взгляд с Вильгельма Маршала на Лоншана.
– Я надеялся получить известия о Лестере, – сказал он. – Я отправил одного из лучших моих агентов разузнать, как обращаются с пленником в Этампе, но ему не повезло. Лазутчик говорит, что к графу не допускают посетителей, а его стражники молчат, как глухонемые. Даже выпивка в местной таверне не развязала им языки.
Присутствующие попытались уверить короля, да и себя самих, что французский король с уважением отнесется к высокому рождению, положению и заслугам Лестера в Святой земле, но собственный опыт заставлял Ричарда усомниться. Однако в данный момент он не хотел погружаться в раздумья о судьбе графа, поэтому уже повернулся к канцлеру с намерением возобновить совет, как Вильгельм Маршал вскочил с радостным криком:
– Балдуин!
Несколько человек вошли в зал. Было только двенадцатое декабря, но Ричарду показалось, что уже наступило Рождество – так как он обрадовался, увидев среди них Балдуина де Бетюна. Король вскочил так же стремительно, как и Уилл, и оба бросились навстречу фламандцу. Остальные участники совета тоже поднялись с мест.
– Я знал, что Леопольд отпустит заложников, как только его отлучат! Остальные с тобой? Где Вильгельм?
Ричард перевел взгляд на лица спутников Балдуина, но ни одно не было ему знакомым. Снова посмотрев на друга, король почувствовал, как радость его тает от печали, угадываемой в чертах гостя.
– Леопольд не сдался, сир. Стоит на своем. Я здесь, потому что он доверил мне срочное сообщение. Герцог приказал передать тебе, что если ты немедленно не отправишь свою племянницу и Деву Кипра в Вену, он казнит всех заложников.
– Господи! – Ричард в изумлении смотрел на Балдуина, разрываясь между ужасом и неверием, ведь он никогда не слышал о том, чтобы заложников предавали смерти. – Он обезумел?
– Не обезумел. Он отчаялся.
Балдуин внезапно почувствовал всю меру своей усталости и был благодарен, когда епископ Линкольнский взял его за руку и отвел к теплу очага, где он смог опуститься на стул и вытянуть окоченевшие ноги к огню.
– Плохой для Австрии выдался год, сир. Сначала сильное весеннее наводнение после таяния снегов. Затем разрушительные лесные пожары, вызванные молниями, сожгли деревни и фермы. Когда разразился мор, люди стали шептаться, что, похоже, Бог наказал их правителя за захват короля-крестоносца. А затем архиепископ Веронский наложил на Австрию интердикт, а самого Леопольда предал анафеме.
Кто-то подал Балдуину кубок, и он осушил его жадными глотками.
– Леопольд пока пользуется поддержкой народа и, пусть не слишком охотно, духовенства. Но герцог не дурак и понимает, как быстро все может измениться. Если нельзя хоронить покойников, нельзя жениться и ходить на мессу, через какое-то время люди начнут задавать себе вопрос, почему они должны страдать за грехи Леопольда. Он уже потратил двадцать пять тысяч марок на укрепление стен Вены, Хайнбурга и Винер-Нойштадта. У него осталось всего четыре тысячи марок, и их не хватит на уплату штрафа, назначенного папой. Гогенштауфен загнан в угол и знает об этом. Леопольд и так всегда был упрямым и сердитым, а теперь еще больше озлобился. Я не знаю, что ему так сдались эти браки. Хочет вознаградить сыновей, доказать, что он не марионетка Генриха, наказать тебя, показать австрийцам, что его не запугать ни королю, ни императору, ни папе? Могу только одно сказать, я думаю, что, говоря про убийство заложников, он на самом деле собирался это сделать. Может быть, за исключением мальчишки. Я верю, что Бог не даст его безумию зайти так далеко. Но остальных… Да, думаю, их он казнит.
Когда Балдуин замолчал, воцарилась гнетущая тишина. Ричард отвернулся, стараясь обуздать захлестывающую его волну ярости. Как может Бог допустить такое? Он больше не в плену, почему же все еще так бессилен?
Уилл положил руку фламандцу на плечо. Жест, вызвавший усталую улыбку на лице Балдуина. Улыбку, мгновенно пропавшую, когда Вильгельм де Форс сказал, что ему сильно повезло. Рыцарь вскинул голову и посмотрел ему в глаза.
– И почему это, милорд граф? – спросил он, угрожающе тихим голосом.
– Почему? Потому что ты здесь и в безопасности, в отличие от остальных бедняг, запертых в ловушке в Вене.
Балдуин встал, и хотя обычно он бывал невозмутимым и не скорым на расправу, Уилл приготовился вмешаться на случай, если его друг вцепится де Форсу в глотку.
– Я дал слово чести, – произнес Балдуин медленно и с расстановкой, словно разговаривал с ребенком или слабоумным, – что вернусь с королевским ответом. И собираюсь сдержать это слово.
