Присутствующие громко рассмеялись, и Ричард вдруг поймал себя на мысли, что говорил всерьез. Главное место в сердце короля навсегда принадлежало Аквитании, и он разделял мнение Андре насчет английской погоды и вина, но не сознавал, насколько дорого ему это островное королевство, пока едва не потерял его.
Члены совета начали подниматься, чтобы разойтись по опочивальням – Ричарду не терпелось добраться до своей, поскольку там его ждала женщина, – когда Губерт Вальтер вспомнил, что не сообщил королю прискорбные известия с Сицилии.
– Государь, два дня назад мы получили письмо из Рима. Король Сицилии умер.
Ричард слышал, что Танкред болел, но все равно такого не ожидал и опечалился, потому что искренне уважал сицилийского короля, а еще надеялся, что Танкред, полководец куда более талантливый, чем Генрих, сможет отразить предстоящее немецкое вторжение.
– Мне очень жаль об этом слышать, – проговорил он. – Очень жаль.
За пять проведенных при дворе Танкреда в Катании дней королю доводилось встречать старшего сына Танкреда и теперь он пытался вспомнить, сколько лет было тогда Роже. Шестнадцать, может семнадцать. Значит, сейчас уже девятнадцать. Уже не юнец, но все еще слишком молодой для такой ноши.
– Роже – хороший парень, он мне понравился. Уверен, сицилийская знать сплотится вокруг него, но победить ему будет очень непросто.
Губерт грустно потряс головой:
– Роже тоже мертв, сир. Скоропостижно скончался в декабре – так внезапно, что поговаривают о яде. Теперь наследником Танкреда стал его четырехлетний сын.
– Господи Иисусе, – тихо произнес Ричард, чувствуя жалость к Танкреду, умиравшему с сознанием того, что его королевство и династия обречены, ибо мало кто осмелится бросить вызов Генриху ради короля-ребенка. Немецкий император заявит претензию на Сицилию, оплатив военную кампанию выкачанным из Англии выкупом, и тысячи людей пострадают от его жестокого правления. Ричард мог только с горечью и недоумением удивляться, как Всемогущий попустил такому случиться.
* * *
Получив от папы письмо, в котором сообщалось, что Ричарда освободили спустя два дня после Сретения, Джоанна и Беренгария возликовали. До возвращения Ричарда и Алиеноры в Англию они не надеялись получить весточку от них и потратили кучу времени на обсуждение, сколько продлится это путешествие. Поскольку обе слабо представляли географию немецких земель и не имели карт Германии, то могли только строить догадки. Беренгария призналась, что немного волнуется из-за грядущего воссоединения с Ричардом. Она вдруг поняла, что они провели в разлуке столько же, сколько прожили вместе: шестнадцать месяцев со дня их свадьбы на Кипре до ее отъезда со Святой земли соответствовали шестнадцати месяцам, прошедшим с момента их прощания в Акре. Беренгарии не терпелось впервые увидеть королевство Ричарда, и Джоанна всеми силами старалась удовлетворить любопытство невестки, хотя ее собственные воспоминания потускнели со временем. Без малого восемнадцать лет минуло, с тех пор как она покинула Англию, отправившись в брачное путешествие на Сицилию.
Их тревожное ожидание закончилось двадцать пятого марта. Девушки играли в шахматы в опочивальне Беренгарии, когда слуга сообщил, что прибыл посланник от короля Ричарда. Беренгария поспешно накинула вуаль – Джоанна не стала тратить на это время, – и они сбежали по лестнице в величественный большой зал Алиеноры и там резко остановились: на миг вестник оказался важнее самой вести.
– Кузен Морган! – Когда тот галантно поклонился, Джоанна схватила его за руки, освещая улыбкой самые темные углы зала. – Как мы рады тебя видеть!
– Очень рады! – Беренгария в свой черед улыбнулась, поскольку тоже любила валлийского кузена Джоанны. – Как чудесно, что мой муж послал к нам именно тебя!
Морган усмехнулся:
– Когда мы добрались до Лондона, король сказал, что ему нужен человек, который доставит письма в Пуатье. Я с радостью умолял бы его о такой чести, но он избавил меня от необходимости унижаться и лишь пожелал, чтобы я не забыл вернуться.
На вопрос, в Лондоне ли сейчас Ричард, Морган отрицательно покачал головой и ответил, что в данный момент король скорее всего уже осаждает Ноттингем. Валлиец начал рассказывать о восторженном приеме, оказанном Ричарду в городе, но Джоанна заметила, как он рыщет взглядом по залу, и, кивком головы подозвав даму Беатрису, велела разыскать Мариам.
– Я никогда не видал ничего подобного, – признался Морган. – Мне говорили, что в Лондоне двадцать пять тысяч жителей, и, клянусь, все до последнего собрались посмотреть на короля. Присутствовали мэр, конечно, епископ Лондонский, городские шерифы, олдермены, священники, купцы, ремесленники, подмастерья – столько народа, что яблоку негде упасть. Короля и королеву-мать проводили к собору святого Павла по увешанным флагами и убранным улицам – мусорщики, надо думать, всю ночь трудились. В соборе отслужили особую мессу, и епископ вознес благодарственные молитвы, восхвалив Всемогущего за возвращение короля. Думаю, даже грабители и карманники в тот день устроили выходной.
Морган ухмыльнулся, едва не добавив, что шлюхи в борделях Саутуорка, должно быть, получили хорошую прибыль, но вовремя передумал, потому как Беренгария не разделяла присущее Джоанне грубоватое чувство юмора.
– Так, я что-то забыл? Ах, да, письма. Они должны быть где-то здесь, – дразнил их он, делая вид, что роется в кожаной суме. Но тут, подняв глаза, увидел входящую в зал женщину.
Флирт Моргана и Мариам начался с самой первой их встречи на Сицилии, но любовниками они стали только во второе лето их в Утремере, ведь военный лагерь – не слишком удобное место для тайных свиданий. И хотя они изо всех сил старались соблюдать осторожность, Морган часто подозревал, что все усилия оказались тщетны, а когда Ричард избрал его для выполнения этой миссии, эти подозрения подтвердились. Если уж даже король знал о его одержимости Мариам, значит, их любовная связь – самая явная тайна во всем христианском мире. Но если какие-то невинные души еще ничего не знали, с их неведением было покончено в тот момент, когда Мариам, напрочь забыв о приличиях, бросилась к нему в объятья. Он прижал ее к себе так крепко, как и представлял в пылких мечтах долгими темными ночами в Германии, а поцелуй их длился так долго, что оба сбились с дыхания. Лишь тогда он вспомнил про письма, и, смущенно улыбаясь, отдал их, а потом опять обернулся к Мариам.
Беренгария нетерпеливо сломала печать на письме супруга. Она не умела скрывать чувства, и когда подняла глаза, все присутствующие в зале увидели, что королева расстроена.
– Джоанна, он пишет, что я должна оставаться в Пуатье, а не ехать к нему в Англию!
Джоанна получила два письма: от матери и от брата. Когда раздался огорченный возглас Беренгарии, она уже просмотрела короткое послание Ричарда и читала депешу от Алиеноры.
– Он намерен заняться подавлением мятежа Джона, – сказала она, надеясь, что это прозвучит убедительно.
Морган отвел взгляд от Мариам, только чтобы сказать:
