Прочитав их, она откинулась на спинку, закрыла глаза и открыла их, только ощутив, что рядом кто-то есть. Обнаружив, что рядом сидит Раймунд, женщина нахмурилась. Она собиралась подняться, но он успел задать вопрос:
– Новости дурные или добрые?
Поскольку тон его казался искренним, Джоанна помедлила.
– А почему ты спрашиваешь? – холодно осведомилась она.
Он наклонился и коснулся пальцем ее щеки, легко, словно перышком.
– Вот поэтому, – сказал он, и только тут она ощутила, что из-под ресниц у нее скатываются слезы.
– Мне остается только догадываться, насколько тяжелы были эти месяцы для твоего брата, – продолжил граф как никогда серьезный. – Ты, наверное, лучше способна это представить, поскольку и тебя удерживали против воли.
Джоанна мрачно кивнула.
– Об этом он не пишет, – сказала она. – Да и едва ли стал бы…
Королева умолкла, сочтя предательством обсуждать страхи Ричарда с посторонним, и уж тем более с Раймундом, поскольку не могла забыть, что имеет дело с сыном графа Тулузского. Он кивнул, довольствуясь тем, что может посидеть рядом с ней в дружелюбном молчании. К удивлению для себя Джоанна нашла его присутствие успокаивающим, и задумалась над тем, как извиниться за свою грубость, одновременно не поощрив его к новым шагам. Но протянуть оливковую ветвь она не успела, поскольку увидела приближающегося к ним Андре.
Мужчины обменялись прохладными приветствиями, вскоре после чего Раймунд удалился.
– Надеюсь, он не дал тебе повода для обид в ходе вашего путешествия? – поинтересовался Андре, провожая графа полным открытой подозрительности взглядом. – Признаюсь, я не обрадовался, услышав, что он будет сопровождать вас. Я сам собирался на юг, вам навстречу, но ты ведь знаешь пословицу «кот за порог – мыши в пляс», а эта крыса из Лиможа только ждет удобного часа, чтобы напасть снова.
Джоанна улыбнулась, зная, что речь идет о виконте Лиможском, одном из вероломных вассалов Ричарда, и заверила родича, что Раймунд Сен-Жиль вел себя как вежливо, так и любезно. Андре не очень-то поверил, но у него были дела поважнее, чем заниматься отпрыском графа Тулузского.
– Кузина Джоанна, у гонца имелось письмо от Ричарда и для меня. Король пишет, что теперь с ним обращаются хорошо и скоро отпустят. Но перечитав послание, я понял, что на самом деле в нем сказано очень немногое. Мне даже показалось, что кузена заставили его написать, но курьер уверяет в обратном. Не был ли он более откровенен в послании к тебе?
Джоанна медленно покачала головой, и они посмотрели друг на друга в тягостном молчании. Никому не пришло в голову задать тот же вопрос Беренгарии. Оба знали, что если Ричард был так сдержан с сестрой и лучшим другом, то едва ли станет откровенничать с юной испанкой, бывшей его женой, но не наперсницей.
* * *
Андре прозрачно намекнул, что раз он здесь и будет сопровождать женщин до Пуатье, то граф Раймунд может вернуться в Тулузу. Кардинал Мелиор охотно поддержал это предложение. Раймунд широко улыбнулся и сказал, что с легким сердцем может доверить дам заботам лорда Андре, но считает долгом чести оставаться рядом с ними до конца путешествия. На следующее утро они все вместе выехали из Ниорта, заночевали в замке Лузиньянов, так давно бывших репьем под седлом у Анжуйцев. Но Гуго де Лузиньян сражался вместе с Ричардом в Святой земле, и потому усвоил непривычную для своего семейства роль верного вассала. На следующий день, в праздник Св. Луки Евангелиста, путники пересекли мост Сиприан, навстречу восторженному приему столицы Алиеноры, такого любимого ей города.
* * *
Джоанна привыкла быть за старшую, но оказавшись во владениях Ричарда, старалась не принизить Беренгарию, поэтому именно супруга короля устраивала роскошный пир в благодарность кардиналу Мелиору и графу Раймунду. Заодно он стал запоздалым празднованием дня рождения Джоанны, которой во время пребывания в Блае исполнилось двадцать восемь лет, но сама именинница попросила подругу придержать это до поры в секрете. На следующий день кардинал отбыл к французскому двору. Его отрядили с дипломатическим предупреждением к Филиппу, хотя легат, да и сам папа, сомневались, что французский монарх ему внемлет. Джоанна была очень благодарна кардиналу за церковную защиту в его лице. Но одновременно радовалась его отъезду.
В послеобеденный час Андре попросил Джоанну прогуляться с ним в сад; его поведение было достаточно загадочным, чтобы возбудить ее любопытство. Под могучим вязом нервно прохаживался паренек, и, увидев его, женщина сразу все поняла. Это был крепкий подросток, высокий для своих лет – двенадцати, как ей было известно, – с вьющимися медно-рыжими волосами и серо-голубыми глазами. У Джоанны перехватило горло, потому что этот симпатичный юнец был точной копией отца. Филипп робко смотрел, как она приближается, потом не без изящества поклонился и поздоровался хрипловатым, недавно начавшим меняться голосом:
– Моя госпожа!
– Я бы предпочла «тетя Джоанна», – поправила она и заключила сына Ричарда в теплые объятья, в равной мере вызвавших с его стороны радость и смущение, и, подведя мальчика к скамейке, жестом велела ему сесть рядом. – Рада наконец познакомиться с тобой, Филипп. Твой отец много рассказывал о тебе.
– Правда? – Филипп расцвел в улыбке, и она энергично кивнула, хотя все было совсем не так – Ричард крайне неохотно касался своей личной жизни.
Но Джоанна знала, что именно требуется услышать этому растерянному мальчишке. Она не сомневалась, что он обожает своего прославленного родителя, хотя не очень-то хорошо его знает, и последние несколько месяцев наверняка выдались весьма трудными для него. Королева тепло улыбнулась Андре, благодарная, что рыцарь взял паренька к своему двору, и принялась завоевывать доверие племянника. Задача была не из трудных – настолько мальчик изголодался по семейным привязанностям – Андре был единственным родичем, которого он до тех пор знал.
Шовиньи присоединился к их разговору и оба взрослых получили столь нужную передышку от текущих забот, рассказывая Филиппу забавные истории про детство Ричарда и про его поход в Святую землю. Когда юнец вдруг вскочил в тревоге, Андре и Джоанна растерялись, но потом проследили за его взглядом и заметили Беренгарию, входившую с фрейлинами в сад.
Испанка замерла, глядя на Филиппа, потому что внешнее сходство говорило за себя красноречивее всяких слов. Андре собрался было встать – он полюбил мальчишку и не хотел, чтобы того унижали или стыдили за грех, не им совершенный. Джоанна лучше знала невестку и успокаивающе похлопала кузена по руке, спокойно наблюдая за приближением Беренгарии к сыну Ричарда.
– Ты Филипп, – сказала Беренгария.
Это не был вопрос, но мальчик кивнул, с видом одновременно вызывающим и смущенным. Он уже был ростом с нее, поэтому наваррке пришлось приподняться на носочках, чтобы поцеловать его в щеку.
– Я так рада познакомиться с тобой, – сказала она.
Видя, как племянник залился краской удивления, радости и облегчения, Джоанна улыбнулась и поймала себя на мысли, что Раймунд был прав: в своей испанской супруге Ричард обрел настоящий бриллиант.
