– Генрих потребует за Ричарда выкуп, как это сделал бы всякий разбойник, – сказала она. – Сколько бы он ни запросил, мы заплатим. Моя мать позаботится об этом. – Ей с трудом удалось изобразить улыбку. – А в противоборстве с Генрихом я без колебаний поставила бы на нее.
Мужчины, столь же отчаянно цепляющиеся за надежду, улыбнулись тоже. Но затем епископ дал Джоанне понять, как переменился отныне их мир. Он посоветовал ей и Беренгарии никуда не уезжать из Рима. Слишком опасно приближаться к границам империи, ибо попади женщины в руки Генриха, тот вынудит Ричарда пойти на еще большие уступки.
– Нам не стоит заблуждаться, будто мы имеем дело с человеком чести, – угрюмо проговорил прелат. – Генрих готов на все ради усиления своей власти, и в нашем несчастном положении нельзя забывать, что он совершенно не скован приличиями или требованиями морали.
Зная, что Губерт совершенно прав, Джоанна закусила губу. Она представила себе, каково человеку вроде Ричарда находиться в полной власти у такого подлеца, и не смогла подавить дрожи. Погрузившись в свои мрачные мысли, она не сразу расслышала, что епископ обращается к ней.
– Прости, милорд. Ты говорил что-то о письмах?
– В конце недели я уезжаю из Рима. Мне подумалось, что вы с королевой Беренгарией захотите передать со мной письма.
– Письма? Моей матери? Ну конечно.
– Нет, для короля. Я не в Англию возвращаюсь, а еду в Германию.
– Благослови тебя Бог за это. – У женщины слезы подступили к глазам.
Он протянул руку и погладил ее ладонь.
– Не стоит забывать, что найдется без счета таких, кто охотно отдаст свою жизнь за короля.
– И уж точно так поступит любой из тех, кто сражался с ним бок о бок, – добавил Стивен де Тернхем.
Джоанна улыбнулась обоим, но улыбка ее была столь же призрачной, сколь и надежда.
– У Ричарда и врагов без счета, – сказала она, думая про французского короля и собственного брата.
– Да, верно, – согласился епископ, оказывая ей почесть тем, что разговаривал без прикрас и начистоту, как с мужчиной. – И теперь, полагая, что король может получить смертельный удар, стервятники начинают кружить.
Джоанна вскинула голову, ее зеленые глаза прищурились
– Пусть кружат. Ни один стервятник не осмелится напасть на льва.
Но ее собеседники знали, что не все так просто. Знала и она сама.
* * *
Валлийская крепость Кардифф простояла сто с лишним лет, ее возвели на месте древнего римского форта. Некогда ей довелось служить тюрьмой для брата короля: тридцать лет герцог Нормандский томился тут по приказу Генриха Первого. Брату нынешнего короля Джону, графу Мортенскому, знание этого факта не грело душу, и ему приходилось напоминать себе о том, что Кардифф отныне принадлежит ему, став частью приданого богатой наследницы Глостеров.
Он отодвинул доску, не доиграв партию в шахматы с одним из своих рыцарей, сэром Дюраном де Керзоном, и стал беспокойно расхаживать по палате, потом подошел к окну и отворил ставни. Буря не утихала, косой дождь лил как из ведра, обратив внутренний двор в грязевую трясину, а ветер бился об стены замка, словно вражеская армия в поисках слабого места. Джон смотрел некоторое время, потом мрачно процедил:
– Неужели в этой проклятой стране никогда не бывает солнца?
Собеседники не проявили интереса к теме погоды. Любовница принца зевнула и потянулась как гибкая избалованная кошка. Хотя время клонилось к полудню, она все еще лежала в кровати. Садясь, девушка дала одеялу упасть, и Дюран де Керзон увидел на миг ее груди. Рыцарь был уверен, что она сделала это намеренно. Ему доводилось встречать девиц и покрасивее Урсулы, но ни одна не излучала такой мощной, пламенной сексуальности. Он сомневался, что даже самый целомудренный монах сможет посмотреть на эти чувственные алые губы, влажные серые глаза, на пышную гриву льняных волос, на спелое, сочное тело и не испытать приступа запретного желания. Ад и пламень, эта женщина представляла собой живое воплощение плотского греха.
Поймав на себе взгляд Дюрана, Урсула посмотрела на него с безразличием, которое, как надеялся рыцарь, было показным. Но он не мог обладать ею, даже будь она не против. Пока Джон спит с ней, девушка недосягаема – слишком многое можно потерять ради забавы со шлюшкой, пусть и обладавшей неотразимыми прелестями. И все же Урсула не давала ему покоя, как прыщ, который нельзя почесать. Дюран не мог понять, то ли эта девица беспредельно цинична, развратна и пресыщена, то ли просто глупа. Даже с Джоном она вела себя на удивление дерзко. Наложницы королевских особ обычно оглаживают их гордыню не менее ласково, чем их причинный орган, восхищаются каждым оброненным словом как перлом премудрости, смеются над их шутками, изо всех сил стараются показать, будто считают возлюбленного таким неотразимым и умным, каким он непременно видит сам себя. Все, только не Урсула. Дюран не слышал от нее ни единого комплимента в адрес Джона, а его язвительные шуточки красотка могла встретить как одобрительным сухим смешком, так и закатив к небу глаза. То, что Джон терпит столь возмутительное поведение, только укрепляло рыцаря в мысли, что чертовка просто огонь в постели.
Джон продолжал ворчать на мерзкую валлийскую погоду, и Дюран уже не мог делать вид, что не замечает. Ему, как рыцарю ближней дружины Джона, приходилось выполнять самые разные поручения – от вполне естественных до таких, в каких стыдно признаться на исповеди. Помимо прочего ему полагалось развлекать лорда, когда это необходимо, помогать принцу прогнать скуку, даже если это означало просиживать бесконечные часы за игрой в шахматы или в зары, слушать нытье Джона о жизни, о женщинах, и о том, как нечестно обошелся с ним отец. Когда речь заходила о Генрихе, принц всегда оправдывался, подчас насмерть утомляя Дюрана объяснениями, что у него не было другого выбора, как покинуть умирающего родителя, и что любой другой на его месте поступил бы так же. Рыцарь знал, что немногим дано видеть эту сторону Джона, потому как доверие оного было не так-то легко заслужить. Но с де Керзоном он делился некоторыми своими секретами, будучи уверен, что они останутся между ними. Чего принц не знал, так это что у Дюрана есть собственные тайны.
Джон не отходил от окна, не обращая внимания на холодный сырой воздух, врывающийся в комнату.
– Если так и продолжится, скоро нам придется строить ковчег.
Дюран решил, что пора поддержать разговор, иначе принц расценит это как невнимание с его стороны.
– Говорят, что у многих валлийцев ноги с перепонками на пальцах.
Это замечание вызвало непредвиденный интерес у Урсулы.
– Правда? – Когда мужчины усмехнулись, она сердито нахмурилась и постаралась прикрыть промах грубостью. – Это похоже на тот вздор, в который ты так веришь, Дюран.
– Это еще что, моя госпожа, – отозвался рыцарь. – Кое-кто утверждает, что у англичан растут длинные хвосты, но мне так и не выдалось случая проверить истину этих слухов. Впрочем, постой-ка – ты ведь родилась в Англии, разве нет? И наверняка видела больше голых англичан, нежели доводилось мне. Был у кого-нибудь хвост?
