Урсула взяла Джона под руку.
– Неужто ты так сильно ненавидишь брата?
Дюран изумился, как ей пришло в голову задать такой дерзкий вопрос. Когда Джон удивленно, но не сердито посмотрел на нее, рыцарь получил лишнее доказательство тому, что эта женщина в постели даже лучше, чем он предполагал. Джон словно всерьез задумался над вопросом.
– Нет, – ответил принц после долгой паузы. – Я бы не сказал, что ненавижу Ричарда.
«Может и нет, – подумал Дюран, усмехнувшись про себя. – Но ты так чертовски завидуешь ему, что способен захлебнуться своей завистью».
Урсула смотрела на Джона с интересом, которого Дюран раньше в ней не подмечал.
– Но если ты не питаешь к нему ненависти, милорд, то почему хочешь «увидеть как он гниет в темнице до конца своих дней»?
Джон тем временем отвернулся, открыл сундук и стал рыться в нем в поисках пергамента, перьев и чернил. Писца при нем не было, поручать замковому капеллану писать письмо Филиппу он опасался и поэтому решил взяться за дело сам. Услышав вопрос, принц распрямился и озадаченно посмотрел на девушку:
– Неужели ты на самом деле не знаешь почему, женщина? Да потому что так мне до короны рукой подать, разумеется.
Глава IX
Оксфордский замок, Англия
Февраль 1193 г.
Алиенора восседала на помосте в большом зале рядом с главным юстициаром Англии Готье де Кутансом, архиепископом Руанским. Члены большого совета располагались на деревянных скамьях, а королева пристально наблюдала за ними, гадая, многие ли из них останутся верны ее сыну. В первых рядах сидели другие юстициары: Гуго Бардольф, Вильгельм Бривер, Жоффруа Фиц-Питер и Вильгельм Маршал.
Рядом пристроился Жофф, сводный брат Ричарда. Алиенора знала, что он не питает симпатий к Ричарду, но Джона не любит еще сильнее – Жофф истово любил отца и считал, что Джон своим предательством нанес Генриху смертельный удар. Ричард уважил последнюю волю родителя и проследил, чтобы Жоффа избрали архиепископом Йоркским, хотя то был не самый подходящий кандидат на этот пост. Настойчивое желание Генриха устроить для Жоффа карьеру в церкви служило, как печально подумала Алиенора, очередным доказательством того, как плохо понимал он своих сыновей, хотя и сильно любил их. Недолгое пока пребывание Жоффа в сане было отмечено бурными событиями, поскольку он унаследовал буйный анжуйский характер и без колебаний предавал анафеме всех, кто ему не угодил.
Один из таких отлученных сидел в следующем ряду: Гуго де Пюизе, епископ Даремский. Гуго был одним из немногих так называемых светских прелатов, который видел в церковной карьере поле для деятельности, а не времяпрепровождение. Выходец из знатной семьи, приятной наружности, любезный в обхождении. Он тоже любил роскошь, был надменен, склочен и плевал на приличия: имел четырех незаконнорожденных сыновей и долговременную любовницу, которую даже не пытался скрыть. Гуго стяжал большие богатства, и когда Ричард всеми доступными средствами собирал деньги на крестовый поход, приобрел за две тысячи марок Нортумберлендское графство. Ричард потом шутил, что он сделал молодого графа из старого епископа. Алиенора едва ли обратилась бы к Гуго за духовным наставлением, а вот его таланты политика могут вполне пригодиться для освобождения его сына. Вот только можно ли ему доверять?
Рядом сидели еще два епископа, носивших то же имя. Гуго де Нонан, епископ Ковентрийский, считался закадычным другом Джона. Единственная религия, которой он придерживался, была вера в себя, и Алиенора склонялась к мысли, что этот пройдоха покинет Джона, если шансы Ричарда на возвращение будут достаточно велики. Если Гуго де Пюизе и Гуго де Нонан были циничными дельцами, то третий Гуго был редкая птица: могущественный прелат, окруженный ореолом святости. Линкольнская епархия Гуго д’Авалона была богатой, и сам он вовсе не был агнцем Божьим среди волков. Гуго не боялся возвысить голос в защиту церкви, даже если это могло вызвать гнев вспыльчивых анжуйских государей. Но прелат служил живым примером того, что личное обаяние может стать отличным щитом. Его резкость сдабривалась чувством юмора, а за прямотой скрывалось тонкое знание человеческой природы. Генрих выказывал такое расположение своему возмутительно непреклонному епископу, что молва причислила Гуго к числу незаконных детей короля. Это было не так, и не могло быть, потому как Гуго был всего семью годами моложе Генриха, но оба забавлялись подобными слухами и, как подозревала Алиенора, ее супруг отчасти даже жалел, что они не соответствуют правде. Какие бы сомнения ни питала Алиенора по отношению к прочим епископам, на Гуго Линкольнского они не распространялись.
Ее пытливый взгляд переместился с князей церкви на баронов королевства. Гамелен де Варенн приходился Ричарду сводным братом – он был незаконнорожденным сыном Жоффруа Анжуйского. Генрих отлично ладил с родичем, подыскал ему в жены богатую наследницу, принесшую в приданое графство, и Алиенора решила, что может рассчитывать на его преданность Ричарду. О Вильгельме д’Обиньи она никогда не была высокого мнения. Хотя графство Арундель было важным, его хозяин сам по себе значил мало. Рэндольф де Бландевиль был внуком женщины, бывшей некогда ее близкой подругой – графини Честерской Мод, а стало быть, приходился Ричарду двоюродным братом. А еще он был мужем бывшей снохи Алиеноры, Констанции Бретонской. Их брак стал плодом стараний Генриха, а также, если верить молве, союзом взаимной ненависти. Граф был молод, всего двадцать три, и пока не играл заметной роли в государственных делах. Он не принял крест вместе с Ричардом и не был причастен к свержению королевского канцлера Гийома де Лоншана. Но обширные земельные владения по обе стороны Пролива превращали его в крупного магната, а следовательно в фигуру, за которой стоит приглядывать.
На мгновение ее взгляд задержался на бароне, сидящем по правую руку от графа. Подобно Честеру, он был юн и низкоросл. Но Роберту Бомону, графу Лестерскому, не было нужды что-либо доказывать, поскольку он был ближайшим соратником ее сына в Святой земле, и только сам Ричард да Андре де Шовиньи снискали бόльшую славу своими крестоносными подвигами. Ей с трудом удалось убедить графа, что он окажет Ричарду большую услугу здесь, обороняя его владения, поскольку Роберт так же, как и Андре, стремился поехать в Германию. За внешним спокойствием тлело скрытое напряжение, и Алиенора разделяла его чувства, ибо и сама готова была обрушить гнев и ярость на презренных, бессовестных людишек, удерживающих в неволе ее сына.
Когда все расселись, совет начался с молитвы: вельможи обращались к Всевышнему с просьбой сохранить короля и поспешествовать скорому его возвращению в родную державу. Затем встал архиепископ Руанский:
– С сожалением вынужден сообщить, что у нас нет новых известий о нашем господине короле: ни о его местонахождении, ни о состоянии здоровья. Зато я могу сообщить вам то, что мы узнали о действиях графа Мортенского. Видимо, он прослышал о пленении короля одновременно с нами, потому как вскоре отплыл из Уэльса. Высадившись в Барфлере, принц призвал к себе Вильгельма Фиц-Ральфа, сенешаля Нормандии, и прочих норманнских лордов. – Прелат посмотрел на графа Лестерского. – Ты присутствовал на том собрании, милорд. Ты поведаешь совету то, о чем рассказывал королеве и мне?
