Поднявшись, Раймунд галантно поцеловал руку Санчи, а когда Альфонсо представлял его остальным, ответил на холодное приветствие кардинала Мелиора с безупречной вежливостью, за которой угадывалась тонкая насмешка. Однако прикладываясь к руке Беренгарии, он выглядел искренним, выразил сочувствие злоключениям ее мужа и сказал, что просто позор держать в заключении человека, принявшего крест. Изумленная Беренгария приветствовала его теплой улыбкой, которая померкла, стоило ей вспомнить, что этот любезный и привлекательный человек неблагонадежен в глазах Святой церкви.
– Миледи Джоанна.
Раймунд склонился над ее рукой в грациозном поклоне, и Джоанна ощутила дрожь от прикосновения его пальцев, горячего дыхания на своей коже и обжигающего, как раскаленное клеймо, поцелуя. Она отпрянула, непроизвольно отдернув ладонь – жест получился настолько же импульсивным, насколько невежливым, – а потом залилась краской, смущенная собственным поведением. Черная бровь Раймунда чуть изогнулась, едва-едва, но больше он никак не отметил эту грубость и продолжал смотреть на Джоанну с улыбкой. Джоанна снова опустилась в кресло, стараясь не встречаться с ним взглядом. Присутствие мужчины никогда так на нее не действовало, она была раздосадована коварным предательством своего тела и – а это было еще хуже – точно знала, что Раймунд де Сен-Жиль полностью осведомлен о запретных чувствах, эту досаду вызвавших.
Глава XVII
Арль, Прованс
Август 1193 г.
Джоанна руководила одним из самых просвещенных дворов христианского мира, с младых ногтей постигая искусство превращения женщины в королеву. Кроме того, она привыкла привлекать внимание мужчин и была законченной кокеткой. Но, к своей досаде, в обществе Раймунда де Сен-Жиля Джоанна чувствовала себя неотесанной юной девицей. Проглотив вдруг язык и чувствуя себя не в своей тарелке, она обнаружила, что не способна поддерживать с ним непринужденную беседу, дававшуюся ей без труда лет с пятнадцати. Ощущая себя выбитой из колеи, королева с трудом укрылась за ледяной вежливостью, и злость на себя только усиливала испытываемые ей неудобства. Небольшим утешением служило лишь то, что не только ей было тягостно в присутствии Раймунда. Светский и элегантный кардинал, сопровождавший их из Рима, превратился в человека, кипящего от злости: он только через зубы цедил каждое вежливое слово, и казалось, постоянно прикусывал язык, чтобы не извергнуть поток обвинений и контробвинений. Но кардинал и Джоанна были единственными, кто не поддался очарованию графа.
Анна и Алисия подпали под его влияние сразу же. Джоанна зорко следила за девочками, но вынуждена была признать, что до поры Раймунд принимает их влюбленность весьма галантно: не смеется над неуклюжими попытками флиртовать с ним, и не поощряет их. К возмущению Джоанны граф и Мариам с первой их встречи сошлись как две родственные души, а после того как в Арле их покинули Альфонсо и Санча, Сен-Жиль завоевал и даму Беатрису. Даже строгой морали испанские фрейлины Беренгарии не устояли перед его улыбкой и обольстительным голосом. Разумеется, они выражали ужас перед его еретическими взглядами, но, как подметила Джоанна, тайком стреляли в него взглядами и заливались румянцем всякий раз, стоило ему глянуть в их сторону.
Джоанна осознала, что разделяет вину спутниц Беренгарии: держась от графа на расстоянии, она тем не менее постоянно искала его взглядом. Это настоящий хамелеон, меняющий свой цвет в зависимости от аудитории, гласил ее неодобрительный вердикт. С околдованными им девочками он держался подчеркнуто галантно. С прямолинейной Беатрисой – уважительно. Бессовестно заигрывал с Мариам, но не с Беренгарией. С последней он практиковал более тонкий подход, прося рассказать о подвигах Ричарда в Святой земле. Джоанна была уверена, что ему нет никакого дела до самого Ричарда или его побед, но гордость за мужа возобладала в Беренгарии над изначальной ее настороженностью. Похоже, ее подруга частенько забывала, что имеет дело с человеком, подозреваемом во множестве самых серьезных грехов.
Раймунд явно старался сделать их путешествие как можно более приятным. В Арле он показал спутницам древнеримский амфитеатр и бани Константина. Из Арля они направились в Сен-Жиль, место рождения графа, и тот развлекал их историями про того самого святого Жиля. То был отшельник, долгие годы живший в лесу близ Нима в обществе одного только красного оленя. Когда королевские охотники погнались за ланью, святой попытался спасти ее и сам был ранен стрелой. Короля отшельник так впечатлил, что государь повелел выстроить для него большой монастырь, названный в его честь. Теперь эта обитель стала первой остановкой для паломников, направляющихся в Сантьяго-де-Компостела. Жиль, сообщил Раймунд женщинам, является покровителем калек, а также прокаженных, нищих и юродивых. Но когда граф добавил, что святой Жиль никогда не вкушал мяса животных и питался исключительно овощами и фруктами, кардинал Мелиор сразу напрягся и удалился. Позже он сказал женщинам, катары тоже отказываются есть мясо, и этот проклятый Раймунд намеренно соблазняет их историями про кроткого подвижника. Даже Джоанне, деятельно ищущей, в чем обвинить Раймунда, это показалось придиркой, они с Беренгарией договорились, что постараются по возможности держать графа и кардинала подальше друг от друга, ведь впереди еще сотни миль пути.
Выехав из Сен-Жиля, они остановились в Монпелье, а оттуда двинулись к окольцованному стенами городу Безье. Хотя его владетель виконт Роже Транкавель отсутствовал, горожане радушно встретили гостей. Но кардинал Мелиор настоял, что задержаться им тут можно не более как на одну ночь, поскольку Безье, по его словам, является логовом еретиков. Из Безье их путь лежал на запад, в Нарбонн. Когда три года назад Алиенора и Беренгария ехали на Сицилию к Ричарду, виконтесса Нарбонна, дама Эрменгарда, гостеприимно приняла их в городе. Беренгарию впечатлила Эрменгарда, эта женщина, вот уже пятьдесят лет правившая без помощи мужчины. И теперь была сражена новостью, собственный племянник Эрменгарды, Педро де Лара, низложил тетю и вынудил ее бежать из Нарбонна. Ни ей, ни Джоанне не доставил радости прием виконта-узурпатора, но Педро настоял, чтобы они пробыли у него в гостях хотя бы несколько дней. Этого же хотел и кардинал Мелиор, желавший повстречаться с архиепископом Нарбоннским. И вскоре путники уже располагались во дворце на берегу реки, который некогда занимала Эрменгарда.
* * *
Джоанна и Беренгария надеялись отбыть из Нарбонна не далее как к концу недели, но тут с Мариам, отправившейся вместе с Раймундом посетить расположенный за рекой пригород, известный как Бург, приключился несчастный случай. Джоанна отказалась их сопровождать, но наблюдала из дворцового окна за тем, как процессия направляется к старинному римскому мосту. Они вернулись раньше, чем ожидалось: фрейлины щебетали про бабочек яркой расцветки, а лицо у Мариам побледнело от боли. Раймунд на руках внес ее во дворец, а затем вверх по лестнице в опочивальню, которую сарацинка делила с Джоанной. Мариам настаивала, что все делают много шума из ничего, Джоанна, выставив из спальни всех посторонних, обнаружила, что лодыжка подруги сильно распухла.
Все случилось, как объяснила Беренгария, когда они прогуливались по рынку. Маленький поросенок сбежал из клетки и началась давка. Спасая Анну, чтобы ее не затоптали, Мариам вывихнула лодыжку. Но граф Раймунд овладел ситуацией, заверила испанка Джоанну, и не позволил толпе побить владельца свиньи – молодого крестьянина, ошеломленного приключившейся незадачей, и предложил награду за поимку хрюкающего беглеца. Поскольку лошадей они, отправляясь на людные городские улицы, не прихватили, графу пришлось нести Мариам обратно во дворец, к вящей зависти Анны и Алисии. Беренгария с улыбкой предрекла, что во время следующей вылазки в город Анна тоже подвернет ногу и заявит, что не может идти, чтобы Раймунд и ее понес на руках.
