На Стокгольм опять навалилась тропическая жара, и именно в этот день пот льет с меня ручьями, когда мы едем в машине. Пока мы пробираемся мимо Турильдсплан, потом Кристинеберг, Альвика и Стора Моссен, я проклинаю себя за то, что не сообразила добавить еще пару-тройку тысяч и купить машину с кондиционером. В апреле, когда мы покупали наш подержанный «Фольксваген Поло» двухтысячного года выпуска, казалось разумным сэкономить и купить машину старой модели. В ней было вполне прохладно в апреле и в мае. Мы ведь собирались ездить разве что в магазин, да еще я в конюшню. Простенькая машина, которую, по словам твоего папы, проще будет починить, если что. Но потом настало лето, а с ним – обязательная жара, и в нашей машине невозможно передвигаться иначе как рано утром и после заката солнца. Тем не менее сейчас, в середине дня, мы едем – машина забита так, что я ничего не вижу в зеркало заднего вида со стороны пассажирского сиденья – на дачу, которую мы сняли на две недели, начиная с сегодняшнего дня.
Вчера я вступила в двенадцатую неделю. Пока беременность протекала почти незаметно. Пару раз я ощущала легкую тошноту, в остальном же все как обычно. Живот пока не виден, и пока никто, кроме ближайших подруг и семьи, не знает о моем положении. Думаю, ты не рассказал никому, кроме своих родителей, братьев и лучшего друга. Ты говоришь, что хочешь подождать. К тому же сейчас время отпусков, почти все наши знакомые разъехались, и сами мы едем на дачу, которую сняли на Фэрингсё. За рулем, как обычно, я – поскольку у тебя нет прав, а ты сидишь на переднем сиденье с кошачьей переноской и воющей кошкой на коленях. Я еду так осторожно, как только могу. Меня раздражает обилие красных светофоров на участке между Фридхемсплан и Броммаплан, где нам предстоит свернуть в сторону Экерё. Как светофоры могут всегда быть красными? Как их может быть так много? Как кому-то вообще удается куда-то доехать по этой дороге? В машине не меньше тридцати градусов. Меня раздражает все: жара, машина, кошка, недовольно пищащая в переноске, – я хочу поскорее добраться до места.
После странного начала беременности в июне, когда ты замкнулся в себе и попросил тайм-аут, чтобы самостоятельно переработать свои чувства – как я понимаю, страхи, а я последовала твоему примеру и замкнулась в себе, чтобы переработать собственные чувства гнева и одиночества, наша жизнь постепенно вошла в обычную колею. Я продолжала заниматься своими делами – ходить на занятия по верховой езде, иногда встречаться с подругами и работать на полную ставку. Ты продолжил заниматься своей работой, и мы редко говорили о моей беременности. Когда это все же случалось, возникало чувство неловкости, так что мы вскоре перестали. Я обнаружила, что получаю больше удовольствия от беременности, не делясь ею с тобой. Уговорила себя, что на начальной стадии так даже лучше, что тебе, естественно, трудно испытывать какие-либо чувства по поводу того, что происходит в моем теле, пока оно не стало заметно и очевидно. Тогда уж лучше я позабочусь о себе сама.
Я загрузила на телефон приложения, которые рассказывали мне, как развивается плод и что происходит в моем организме. Обсуждала свои мысли с теми лучшими подругами, которые сами прошли через беременность. С членами семьи я разговаривала по телефону, пока ехала в метро на работу и с работы, чтобы избавить тебя от этих разговоров и напоминаний. Каждую неделю я просила коллег по работе фотографировать мой животик в профиль. Сохраняла фотографии в собственном альбоме в телефоне, не делясь с тобой. Избегала совать тебе под нос свою беременность, отягощенная чувством вины за то, что все получилось именно так – да к тому же еще и так быстро. Надеялась, что потом станет легче. Когда будет виден живот. Когда родится ребеночек. Когда ребеночек появится, все точно изменится.
Июнь сменился июлем, а теперь уже наступил август. И вот наша голубая машина проезжает мимо замка Дроттнигхольм, и мы приближаемся к Фэрингсё. Когда мы доберемся до дачи, то распакуем вещи, я застелю постель нашим свежевыстиранным бельем, приму душ, включу радио в кухне, а вечером мы будем жарить мясо на углях. Вероятно, мы дойдем до купальных мостков – может быть, ты даже захочешь окунуться. Завтра нас навестит одна из моих лучших подруг – она приедет после работы, а еще через пару дней приедут мой брат и невестка. После этого – твой хороший друг. Позднее на неделе – твои родители и моя мама. Я с нетерпением жду этих двух недель. Предвкушаю, какие книги успею прочесть – и как буду с тобой круглые сутки. Впервые мы снимаем домик в Швеции, но если это будет хоть немножко напоминать то состояние, в котором мы находимся, когда путешествуем и живем в мире исключений в другом месте, то этот отдых пойдет нам очень на пользу – как раз то, что нам сейчас нужно. Нам надо немного развеяться. Взять паузу. Побыть друг с другом.
Когда машина сворачивает на дорожку, ведущую к нашему съемному домику, кошка у тебя на коленях давно смолкла, мы уже почти полчаса легко и свободно разговариваем, и один раз ты даже спонтанно положил левую руку мне на бедро. Тепло распространилось через тонкую ткань моих брюк. Твое прикосновение тронуло меня почти до слез. Давно ты так не прикасался ко мне. Я вдруг понимаю, что мне этого очень не хватало. Понимаю, как мне не хватало тебя. Этот отпуск как нельзя кстати.
Ноябрь 2014
На девятый день Иван просыпается поздно, и мы валяемся в постели до девяти часов. Эта возможность поспать приходит так неожиданно, что на мгновение я испытываю муки совести перед братом, который, вероятно, уже несколько часов ждет, пока мы встанем. Мы нередко поднимаемся еще до шести. Всегда в сопровождении того, кто в эту ночь спал в соседней комнате. Похоже, нас стараются не оставлять одних – кроме того времени, когда мы спим.
За окнами нашей спальни давно взошло солнце, мы встаем и выходим из комнаты, обнаруживаем моего брата в гостиной, где он пьет кофе перед телевизором с утренней программой новостей. Это уже стало привычным зрелищем, он словно бы поселился у нас. В каком-то смысле поднял эстафетную палочку, которую ты уронил. Он сидит на твоем месте на диване, откинувшись, как ты, раскрыв на коленях ноутбук. Как и ты, он может при необходимости работать дома – как переводчик на вольных хлебах, он не привязан к конкретному месту работы, и в точности как у тебя загруженность у него разная – то никакой работы, то наступают периоды, когда ему приходится работать днем и ночью, чтобы успеть к сроку. Мне спокойно, когда он со мной. Мы можем часами находиться в одной комнате, не разговаривая друг с другом. Он считывает мое настроение лучше, чем кто-либо другой, – во многом мы понимаем друг друга без слов. Я очень ценю его присутствие, как и его умение не говорить все время обо всем на свете. Он не спрашивает по сто раз, как я себя чувствую, не лучше ли мне, не хочу ли я поесть, не нужно ли мне чего-нибудь. Он верит, что я сама скажу, если он мне понадобится – так я и делаю. Я говорю ему, когда мне нужно принять душ или уединиться. Прошу его посидеть с Иваном, если мне нужен перерыв. Но в целом мне просто нравится, что он рядом, даже когда он ничего не говорит. Он не спрашивает, чего бы мне хотелось на ужин, – но покупает, готовит и ставит на стол. Рядом с ним я расслабляюсь и временами чувствую себя почти комфортно.
