Женщина развешивала на веревке изношенную и потертую одежду, ее охранял парнишка с внушительной рогаткой. Женщина заметила нас и помахала Паладину, а тот почти непринужденно помахал ей в ответ. Мальчик тоже махнул рукой, не отрывая взгляда от неба, откуда в любую минуту могла обрушиться опасность.
– В последнее время были одни кетцели. Хотя, возможно, грядут перемены, – ответил Паладин.
Я мысленно прикинула, какое сейчас время года.
– Или не грядут, – заявила я. – Ты гонял родителей, которые кормили детенышей в гнездах. Детеныши уже подросли, и родители будут учить их охотиться тут, на равнине.
Он поморщился, но спорить не стал:
– Пора призывать Гончих. Жду не дождусь поглядеть на твоих.
– А я на твоих.
Мы стояли на растрескавшемся и побитом асфальте – когда-то тут пролегала улица. Окрестные дома, похоже, пустовали. Судя по всему, тут был квартал двухэтажной застройки. Я начертала Письмена и бросила их наземь; Путь открылся, и мои Гончие явились во всем блеске своей славы.
Они окружили Паладина и внимательно его разглядывали. А Паладин разглядывал их.
– Святые угодники! Я-то думал, их подкрасили в студии.
– Нет, цвета настоящие, – рассмеялась я. – И даже светятся в темноте.
Эти слова его словно задели, но он ничего не сказал. Он начертал собственные Письмена, швырнул их на землю. И, когда открылся Путь, перед нами предстали четверо крылатых львов – совершенно белых, без единого пятнышка. Я знала, что это львы, потому что видела их на картинках. Хотя у львов из этого мира крыльев не водилось.
– Гавриил, Михаил, Рафаил и Уриил
[19], – представил своих Гончих Паладин.
– Ча, Душана, Бэгце, Ченрезиг, Шиндже, Калачакра и Хеваджра
[20], – назвала я своих. – Они сапотеки, а зовут их по-тибетски. И даже не спрашивай почему – я не знаю. Они появились на свет с этими именами, или сами себя так назвали, или они вообще смеха ради сказали мне, что их так зовут. Возможно, они выбрали имена в знак почтения к некоторым из моих наставников. А возможно, тибетские пришлецы и сапотекские – это одно и то же. Короче, я просто живу с этим, и все.
Паладин отдал честь моим Гончим. Его Гончие парили в воздухе. Такие белые, что глазам больно. Наверняка они светятся в темноте. Я уважительно поклонилась им, как Охотник Охотнику.
– Твои ослепят пришлецов одним своим видом, – хмыкнул Паладин, и на его лице мелькнула улыбка – нечастое явление. Он даже почти рассмеялся.
Ча фыркнул, посмотрел на Паладина и потрусил вперед, а остальные по привычной схеме разбежались в стороны, снова и снова обрыскивая путь впереди нас. Мои Гончие редко Охотились в городе – всего однажды, если подумать: нам надо было зачистить развалины. Однако в новом ландшафте они себя чувствовали как рыба в воде. Гончие Паладина осматривали все с воздуха. Уму непостижимо, как взрослый лев держится на таких крылышках. Впрочем, на Гончих ведь законы физики не распространяются.
«Он нам нравится», – раздался голос Ча в моей голове.
Ничего себе. До этого к Христовым они относились в лучшем случае с напускным равнодушием, а то и с открытой неприязнью. Но если Паладин понравился моим Гончим, это только к лучшему: ведь он будет моим куратором, пока Карли не поправится.
«Очень хорошо», – мысленно ответила я. Мы с Гончими слов попусту не тратили.
Гончие самостоятельно отлавливали всякую мелочь; они отлично справлялись и без нас. Гончие Паладина быстро сообразили, как лучше разделить обязанности. Мои Гончие вспугивают для них крылатых пришлецов, а сами они загоняют бескрылых прямо моим в пасти. Нам всего-то и пришлось пару раз уложить мелкую нежить; я пустила в ход арбалет со стальными стрелами, а Паладин – рогатку со стальными шариками, еще повнушительнее той, что была у парнишки при входе. Охота шла совсем как дома. Я привыкла так Охотиться и достаточно навострилась.
– Как начнешь Охоту-соло, я бы с тобой выходил разок в месяц, – сказал Паладин. – Попрошу оружейника, может, он позволит. – Он говорил своим обычным голосом, не таким напряженным, как прежде: мы шли уже по безопасной территории. Интересно, он догадался, как ошарашил меня рассказ про людей из очереди? – Моя стая не сумеет так гонять бескрылых, как твоя.
– Я к твоим услугам, – улыбнулась я.
Все утро я провела бок о бок с Паладином. Пожалуй, и мне бы понравилось Охотиться вместе. Охота-дуэт все-таки эффективнее. Да и веселее. На Охоте-соло чувствуешь себя ужасно одинокой. В Монастыре постоянно жили только трое Охотников; остальные, закончив обучение, разошлись по своим поселениям. Угодья у нас были огромные, поэтому после обучения мы всегда Охотились соло.
Мы прочесывали наши угодья с развалинами, а я между тем пыталась привыкнуть к мысли, что буду Охотиться не одна.
Вот только Охотиться с тем, к кому ты привязана, – это в каком-то смысле настоящая пытка. Ведь придется беспокоиться не только за себя, но еще и за своих товарищей. Я вспомнила, как это было ужасно, когда Карли вызвалась быть приманкой. А ведь к Карли я испытывала пока только симпатию: она мне помогала и отнеслась по-доброму. «Вот поэтому Охотники и Охотницы никогда не женятся между собой, – подумала я. – Если вообще женятся».
Глава 10
Да, я уже сто раз это говорила и снова повторяю: Охотники много едят. Что делать: на Охоте голод приходит быстро. Поэтому мы прихватили с собой еды. И дело все-таки не только в физической усталости. Мы же используем магическую энергию. Но чтобы привести ее в действие, требуется отдельная энергия, и ее тоже надо откуда-то взять. А берется она исключительно из самого Охотника – в итоге мы сжигаем миллион калорий. Около полудня Паладин объявил обеденный перерыв. Гончие, естественно, уже насытились пойманной добычей, поэтому они разлеглись вокруг нас, выставив двоих на страже. Мы уселись на крыше одного разгромленного, но вполне крепкого здания и принялись за еду, а Гончие нас охраняли.
– Расскажи, как у тебя дома, – ни с того ни с сего попросил Паладин.
– У меня там горы, – ответила я. Между развалин что-то блеснуло, я на секунду отвлеклась, но ничего не произошло. – Очень высокие горы. В самых глубоких низинах снег не тает по полгода. Зато в другие полгода там довольно тепло и можно выращивать кучу всего. Почему-то самые мерзкие пришлецы холода не любят, и мы всегда скрываемся в снегу, если что. – А у тебя на родине как? – спросила я. Потому что чем больше он разговаривает, тем меньше спрашивает.
