– Не знаю, захотят ли твои переезжать, – задумчиво произнесла я. – Но такая возможность есть. Там у нас много работы, и никаких ядов в земле и воде. – Я кивнула на перском. – Это Христовые, поселение, где я несла дозор. На самом деле в том месте почти все Христовые, только они не все ладят между собой, а я не в курсе, к какому течению вы принадлежите.
По-моему, Христовые препираются из-за какой-то несусветной бредятины: нужно обрызгивать человека водой или погружать в нее целиком; нужно это проделывать сразу после рождения или подождать, пока человек подрастет и начнет понимать, что к чему. И это еще самые пустячные их споры.
Впрочем, пускай препираются на здоровье – лишь бы не трезвонили о Монастыре. Главное, что все без исключения Христовые прекрасно сознают: если они выдадут Монастырь, то власти заберут всех Охотников к себе в Пик и Гора останется без защиты. Кое-кому из враждебных Христовых мы не нравились, но еще меньше им нравилось быть съеденными и разоренными. Роль легкой поживы для пришлецов их точно не устраивала. Дисерей преподал им важный урок: быть правым и праведным не означает быть спасенным от бед и невзгод.
У брата Винсента на этот счет имелось вполне здравое мнение. «Забота Господа – наши души, – говаривал он, – а о телах мы заботимся сами».
– Знаешь, а тебе, возможно, показались бы близкими наши взгляды, если… – начал было Паладин.
Но я вскинула руку в предостерегающем жесте:
– Белый Паладин, ты мой куратор, но в остальном я уже большая девочка и как-нибудь сама разберусь. Я всю жизнь отиралась среди самых разных Христовых, и ни один из них меня не убедил. Давай и ты не будешь пытаться. Договорились?
Паладин слегка насупился, но кивнул. Было заметно, что он слегка раздосадован. Ну что ж, сколько я ни встречала в жизни Христовых, ни одному не нравилось, когда я говорила про их религию «Спасибо, не надо». Ничего не попишешь.
– Не знаю, как твои поладят с нашими. Не знаю, захотят ли они сниматься с места. Но у нас тоже есть шахты. Мы добываем в основном металлы. Много шахт заколочено, и там живут ноккеры, но они боятся огня и пуль, их могут убивать и обычные люди. Твои могли бы тоже добывать металлы на продажу. Зато у них была бы чистая вода и земля: можно пить без опаски и выращивать что хочешь. А земли у нас очень много, фермеров всегда не хватает. – Я пожала плечами. – Как я сказала – это возможность. Ваше право принять ее или не принять. Но если цивы вдруг задумают заменить ваших шахтеров машинами – это тоже их право.
Транспод встал у входа в штаб. Я проголодалась, поэтому быстро выскочила наружу. А Паладин завис. Он все сидел в трансподе и о чем-то напряженно думал.
Я оставила боекомплект в оружейне и тоже напряженно задумалась.
Что же получается: я только что с бухты-барахты дала почти незнакомому человеку наводку на Монастырь?! И где, спрашивается, моя голова?!
Но ведь Гончим он понравился… А у Гончих чутье в этом деле безошибочное. Ну и… Не могу я спокойно думать о людях, которые пытаются выжить на умирающей земле. По ту сторону Барьеров и так сплошь страдания и несчастья. А отравленная земля – лишняя свинцовая гирька к неподъемному грузу.
И еще я подумала об Учителях. Они рассказывали нам о сострадании.
Сострадание – это когда ты ставишь себя на место другого. Признаться, с Христовыми я это проделывать не пробовала. Но вот есть же Паладин, с его бременем вины. Возможно, они все такие. Они трудятся, а на плечи им давят тяжкие мысли, что это они во всем виноваты, что они заслужили кару. И они даже сами стремятся быть наказанными. Может, поэтому они такие озлобленные. Если все время себя есть поедом, поневоле ожесточишься.
Я не стала долго торчать в душе: очень уж под ложечкой сосало и хотелось поскорее очутиться в столовой. Перед выходом я задержалась на минутку и взглянула на рейтинг.
Вот это да! Я на втором месте. Но как это?..
Потом я вспомнила сегодняшние ролики других Охотников. А ведь даже наше стадо из букашек поинтереснее, чем то, чем занимался сегодня Ас. Я невольно скорчила презрительную гримасу.
«Ну что же, Ас, почивай пока на лаврах, коль скоро твое миловидное лицо не наскучило зрителю, – вещал экран. – Но однажды зрителю захочется взглянуть на тварь, эффектно гибнущую от твоей руки».
Я так и застыла на месте. Интересно, а зрителю никогда не хочется взглянуть на эффектно гибнущего Охотника?
Меня пробрала дрожь. Но я встряхнулась. Сейчас я умираю от голода. Больше всего на свете я хочу поесть, пока в столовую не ввалился Ас с компанией.
Но меня ждал приятный сюрприз. Первым человеком, которого я увидела, войдя в столовую, оказалась Карли.
Она выглядела уже окрепшей. При виде меня она нерешительно подняла руку, словно сомневаясь, узнаю ли я ее. Но я, забыв о голоде, опрометью кинулась к ней и плюхнулась за ее столик.
– Как ты себя чувствуешь? – затараторила я. – Ты не очень перетрудилась из-за моего свидания? Голова прошла? А в глазах не туманится? Болит что-нибудь? Мышцы слушаются? – Все это симптомы, которые проявляются после атаки глазуна. И когда Карли вместе со мной торчала целый день у модельеров и визажистов, она выглядела бледной и очень слабой. Ничего этого в присутствии не-Охотников я ей говорить не стала. Такое у нас не принято. Особенно если пред нами задача вселить уверенность в цивов. – Нет, ты в самом деле уже нормально себя чувствуешь?
– Неплохо, нет, нет, нет, нет, да и да, – рассмеялась она. – Голова еще побаливает, но ощутимо меньше. Скорее всего завтра или послезавтра меня уже отправят на Охоту. По крайней мере, мне так говорят. Не забывай, что у нас медицина на высоте. Гадать, здорова ты или нет, не приходится: машины все скажут без утайки.
Я не стала фыркать и разъяснять ей про Учителей. Некоторые из них исцеляют куда искуснее любой машины. Я покивала в ответ и поулыбалась от радости, что все идет хорошо. А потом направилась к линии раздачи.
– Видела твою сегодняшнюю Охоту – очень даже ничего, – продолжила Карли, когда я уселась с полным подносом и принялась за еду. – Удачная задумка согнать мелкоту в одну стаю: получилось весьма зрелищно.
– Мы так делали дома, потому что так удобнее, – честно сказала я. – Один Охотник, одна стая Гончих, а угодья большие. Гоняться за каждой козявкой в отдельности не хватит ни времени, ни сил.
Карли кивнула и отпила из стакана. И тут явился Ас собственной персоной, а с ним и вся честная компания.
По его глазам я поняла, что сейчас начнется, и приготовилась. Но он, как ни странно, обратился к Карли.
– Что, Охотница Карли, идем на поправку? Завтра снова в бой? – фыркнул он. – Прибавишь себе пару позиций в рейтинге. Небось решила, что с ней-то это пара пустяков. С ней Охотиться…
– Что ты городишь, Ас? – вмешалась я. – Ты что, белены объелся? Какой рейтинг? Нам тогда было не до рейтинга и не до камер. Окажись поблизости Элит-отряд, чтобы уложить глазуна, мы бы и связываться не стали. Но как раз была смена дозора, и цивы бродили по опасной зоне. У нас не было выбора. – Ас уставился на меня с открытым ртом. А потом его рот звучно захлопнулся. – Ты голову-то иногда включай, она ведь у тебя не только для красоты, – продолжила я. – Спроси свой перском о состоянии дел за последние полгода. Он тебе скажет, что дела все хуже и пришлецы раз от раза все наглее. Так и лезут через Барьеры. – Ас остолбенело слушал. До сих пор ему явно никто не решался сказать, что он почивает на лаврах. Никто не спорит – цивам в богатых районах тоже нужна защита. Но их прикрывает такой толстый слой Барьеров, что ничего серьезного им не грозит. А с несерьезным легко справятся полицейский и дробовик, заряженный железной дробью и освященной солью. – Я смотрела твои прежние Охоты. Да ты был огонь! Каждую позицию рейтинга ты заслужил. Ты истреблял кетцелей целыми гнездовьями! Красных колпаков – целыми кланами! А сколько базаров гоблинов ты уложил! И ты можешь все это повторить! Иди на Охоту в Отстойник. Иди в складские районы, в промышленные, на фермы. Или в Нортсайд. Посмотри статистику за последнюю пару недель и ступай туда, где хуже всего, где тебя ждет богатый трофей. Твари из-за Барьеров все больше лезут внутрь, и самое время Охотникам перейти к делу.
